– Мы наставницам скажем, – вставила другая четверогодка. – Что вы после обхода собираетесь!
– Попробуйте. – Дана стала наступать на них, как какой‑нибудь бесстрашный римский центурион. – И увидите, кому хуже будет.
Пансионерки пофыркали и ушли. А я почувствовала, что мы тут одержали победу. Ну, не мы. Данка. И в этот миг я ее очень сильно любила.
Кто знает, может, и она меня полюбит.
* * *В эту пятницу мы с Магдой хорошо подготовились к сеансу: ей пришло в голову устроить целый салон. Мы собрали все, что могло пригодиться: нарядились в шали и шарфы, Магда подрисовала мне глаза угольком (который сначала попал в глаз и щипал ужасно, пришлось все смывать и рисовать заново).
После второго обхода мы расставили свечи и стали ждать девочек. За девочками пришли и мои неприкаянные.
Мне бы хотелось, чтобы после наших встреч им становилось так же легко, как и мне. Чтобы их путь в тени перестал быть таким одиноким и незаметным. И они нашептывают мне свои тайны, а я передаю их подругам. Призрачные пальцы гладят меня по волосам. Так нежно.
* * *Я долго думала, почему только мамин дух все время рядом со мной? Ведь поначалу она приходила вместе с отцом. Но потом решила, что у папы, как и в земной жизни, какие‑то дела в потустороннем мире. Ведь я и так мало его видела. Все больше в разъездах и на службе. Может, теперь он служит в небесной канцелярии? Ее ведь не зря так называют.
И еще одно не дает мне покоя – почему она не желала являться ко мне, пока я жила в доме у дедушки? Она же в нем выросла!
* * *Последние новости: Магда стала солисткой хора. Когда она поет, у всех на глазах выступают слезы, даже у самых черствых. Будто тьма внутри плавится, как воск, и вытекает, освобождая место для чего‑то лучшего.
Я совсем не завидую. У меня даже слуха нет, ни одной ноты не выведу.
А Магдалена – настоящая соловушка! Ее тембр называется «колоратурное сопрано» и звучит как скрипка. Уверена, однажды она будет петь на большой сцене и объездит с гастролями весь мир, как и мечтает. Люди будут слушать ее пение и осыпать ее цветами и бриллиантами. А я…
* * *Девочки по очереди пытаются связаться с неприкаянными через доску Уиджа. Мне самой она не так нужна, как им. По очереди берут плашку и водят по доске. Но они не слышат неприкаянных, а доска показывает только то, что они сами хотят видеть. Так нечестно. Я уже вижу легкое разочарование и намек на скуку на их лицах. Сначала я не была в этом уверена, но мама объяснила мне, что они чувствуют.
Боюсь, если ничего не менять, игра совсем надоест им и я снова превращусь в пустое место. Значит, придется менять правила.
Мама говорит, так будет лучше всего.
* * *
1923 год. Белая кость I
Мне больше ничего не приходилось делать. Ладони раскрылись, и легкие пепелинки подхватил ветер, закружив их в прихотливом потоке. Какая прекрасная, полная жизни картина! Дивный букет юных уродств, и тон задает самое изысканное из них. Как же славно все сложилось!
То, что правила игры изменились, можно было почувствовать – воздух пах переменами. Тела девушек переживали метаморфозы, менялись их мысли, плавились их сердца, а легкие раздирало звездной пылью.
Данута всегда была самой мятежной, непокорной, с живым огнем под кожей. Она не умела его прятать и не хотела.
Она всегда жаждала во всем быть первой, будто не хватало чего‑то внутри. Если бы душа имела форму, ее была бы копьем, летящим в цель. Такая же негибкая, хрупкая и смертоносная. Несколько месяцев она с изумлением наблюдала, как далеко способна зайти Кася. Как много власти она может отобрать. Временами Дане даже нравилось уноситься по течению сладкого ужаса, не сопротивляясь.