Нечестивые клятвы

22
18
20
22
24
26
28
30

Глава 36

Ренато

— Просканируйте весь район снова, обыщите каждое здание, сарай, переверните каждый листок, мать вашу, пока не найдете ее!

Мой крик эхом разнесся по кабинету, и мужчины, стоявшие передо мной, вздрогнули — ну, все, кроме Элио.

Он подождал, пока мой голос не затихнет.

— Вы слышали босса. Обыщите всё снова. Сделайте это сейчас же.

Мужчины вышли. Они представляли собой следующий уровень управления в семье и отвечали за выполнение. Раньше у меня не было причин сомневаться в них. Они были хорошими людьми. И все же, как только мужчины вышли, я усомнился в своем приказе. Я должен был сам перепроверить всё.

Я не осознавал, что высказал это конкретное сомнение вслух, пока Элио не заговорил снова.

— Они верны тебе. Ты можешь им доверять.

— Не говори мне того, что я и так знаю. — огрызнулся я.

Элио просто кивнул. Черт. Я терял контроль. Это был не я. Эта мешанина насилия и импульсивности. Но с того момента, как Джада указала на четки, и мы обнаружили их на сиденье брошенной машины, я не мог мыслить здраво.

Красный окрасил мое зрение. Ярость, которая была такой горячей, что кипела в моих венах, разрывала меня. Но, несмотря на всё это, не гнев делал меня таким резким.

Это был страх.

Я никогда не испытывал такого страха.

Элио вышел из комнаты, и едва успела закрыться дверь, как моя рука взметнулась и ударила по ноутбуку на столе, отправив его с грохотом на пол. Этого было недостаточно. Гнев захлестнул меня, перерастая в насилие.

Следующими были книги на книжном шкафу, а затем и весь шкаф. Он с оглушительным грохотом рухнул на пол. Затем письменный стол превратился в боксерскую грушу. Лампа, стоявшая на торце, стала хорошим грузом, чтобы сбивать картины на стенах, а растение, в котором Шарлотта спрятала жучок, превратилось в конфетти, рассыпавшееся под моими ногами на ковре.

Время снова неслось вперед. Я не мог удержать его на месте. Мои руки саднило, костяшки пальцев были разбиты и разодраны. Я с хрипом вдыхал и выдыхал воздух, а пустая дыра в груди, где несколько драгоценных недель билось сердце, болела.

Когда время вернулось ко мне, я был без сил. Руки пульсировали, рубашка была испачкана кровью, а комната превратилась в руины.

Не осталось ничего, кроме портрета моей матери, безмятежно улыбающейся мне сверху, и деревянного креста на стене над ним. Разгромив комнату, я опустился на колени прямо под портретом и крестом. Полированное дерево блестело, его строгие линии осуждали меня.

Я был мужчиной, который ничего не боялся. Мужчиной, которому долгое время нечего было терять.