Руки чесались включить звук, узнать, что же такое они обсуждают, но не разрешила себе, посчитала грубейшим вторжением в личную жизнь. Подсматривать — тоже, разумеется, далеко не благовидный поступок, но оправдывалась выдуманной обязанностью наблюдать за Грэгом.
Через некоторое время он успокоился, по всей видимости, замолчал. Присел на кровать рядом с Ларисой.
Потом придвинулся к ней, а она — к нему. Ещё чуть-чуть... А потом…
Смотреть, что было потом, не позволила совесть. Искренне радуясь за два любящих сердца, я отключила камеру и пошла завтракать — Крис-Терри как раз приготовил бутерброды.
О, да, настроение было отличным. Приятно, что они снова вместе.
Моему воодушевлению способствовала ещё и изрядная порция самодовольства: прогноз оказался правильным — Лариса вернулась к Грэгу, он её принял, и воссоединение произошло в указанные сроки.
«Ты, Дейдра, умница! — похвалила себя, подмигнула при случае зеркалу. — Не зря, стало быть, училась — есть в тебе талант. Неспроста доверяют — карты составила блестяще, профессионально…»
Наивная. Я не знала, что рано радуюсь. И правильно — откуда было знать, что меня ждёт вечером?
Вечером позвонил шеф. Попросил… Хотя нет, не попросил, а приказал — тон резок, не допускал возражений. Шеф вызвал меня в каюту Грэга. Я почему-то сразу подумала, что это как-то связано с утренними событиями.
Проходя коридорами «Ксении», позволила себе заняться самолюбованием, потешить гордость. Воображение разыгралось, ожидала как минимум признания заслуг, слов благодарности шефа. Представляла довольные лица двух влюблённых, тёплые взгляды Ларисы и Грэга. Словом, была уверена: впереди меня ждёт десерт.
— Я во всём виноват, — сказал Грэг, когда все собрались. — Это я столкнул Эрика с лестницы...
В каюте воцарилась гробовая тишина.
Не могла поверить ушам. Более нелепого оборота и представить себе невозможно. Столько сил потрачено, столько телодвижений предпринято, столько слов сказано. И ради чего?
Чтобы прийти к тому, с чего начали?
— Я так и знал! — буквально взорвался Эрик. — Я же говорил вам! — заверещал, обращаясь непосредственно к шефу. — Это он! Я видел его там, в лаборатории!.. — Эрик зашёлся гневной тирадой.
Недавняя эйфория пропала, меня охватила дикая злость.
На Грэга, стоящего посреди комнаты со скорбно поджатыми губами. На Эрика, изрыгающего тонны проклятий. На шефа, застывшего в кресле с неопределённого характера выражением лица, рассеянно теребящего в руках очки в толстой оправе. На Ларису и Алекса, которые выпали из поля зрения, которые находились позади, но судя по всему, тоже не проявляли активности.
Злость на себя — за то, что сгораю от стыда и ненависти, стою и не знаю, куда себя деть, и ничего с этим поделать не могу. Не могу ничего сказать, ничего предпринять. И уйти тоже не могу. Бессилие и злоба, оцепенение и ярость.
Грэг! Подлец! Вертихвост! Добился моего расположения, притворился белым и пушистым, несправедливо оболганным.
А я-то! Тоже хороша! Я и рада обманываться. Поверила, защищала, отстаивала. Дура набитая! Девчонка сопливая!