Таверна "Зелёная фея"

22
18
20
22
24
26
28
30

— Жене своей про грабёж расскажешь. Шестьдесят!

— Восемьдесят, и ни виро меньше!

— Семьдесят и пучок петрушки!

— Семьдесят пять и головку лука.

— По рукам! — радостно взвизгивала Виара и хватала заветный мешочек. — И луковицу не забудь.

— Держи, держи. Разорите меня совсем, — торговец горестно качал головой, а через пару секунд переключался уже на следующего покупателя.

Виара с восторгом ребёнка, обнаружившего новую, ранее неизведанную игру, вживалась в роль. Она то хмурилась, то делала оленьи глаза, кричала и шептала, упирала руки в бока и нервно теребила рукав — одним словом, пробовала, экспериментировала и искала своё собственное звучание. Виара получала искреннее удовольствие от препираний с торговцами, и многие отвечали тем же. Некоторые споры можно было смотреть, как маленькое театральное представление.

— Вы злой, жестокий человек! Этим вечером я, видно, останусь голодной, — Виара подалась вперёд, приложив руки к груди.

— Великая Матерь мне свидетель, если без утки вам ужин не ужин, то вы изрядно беситесь от жиру, — торговец не оставался в долгу.

— Эта утка не стоит пятисот виро. Посмотрите, она уже грустная, — Виара обличительно ткнула несчастную тушку.

— Не надо клеветать на мою утку! — взвился торговец. — Она грустная, потому что вы хотите за неё дать всего триста виро. Не для того она траву щипала и лучшее зерно клевала.

— Я не дам пятьсот серебра за недельную тушу.

— Недельную?! — торговец схватился за сердце и с драматическим видом осмотрел собравшуюся толпу. — Да она с утра ещё бегала от селезня!

— Триста пятьдесят виро только за то, что она таки убежала.

— Четыреста пятьдесят! Со слезами отрываю, пусть Матерь смотрит в моё сердце!

— Не взывай к Матери! Она ужаснётся твоей жадности. Триста семьдесят! — Виара стукнула ладошкой по прилавку.

— Ты режешь меня без ножа. Четыреста пятьдесят!

— Четыреста!

— Четыреста пятьдесят, красавица, не могу больше сбросить, честное слово, — и он схватил себя за ворот рубахи и потрепал его, доказывая свою правоту.

— Четыреста сорок, и я забираю эту невинную утку прямо сейчас!