– Больше не давайте ему вдыхать дым! – закричала Юкико.
Инквизитор протаранил головой лоб Гиндзиро, впечатавшись лицом в зазубренные клыки маски óни. Раздался тошнотворный хруст, что-то хлюпнуло, чавкнуло. Человечек ударился о железную маску, ее клыки уже были окрашены в красный цвет и покрыты крошечными осколками костей.
Юкико прижала ладони ко рту, Гиндзиро заорал, когда Инквизитор врезался в него третий раз, а потом – четвертый. Хрустели кости, летели брызги крови. Второй самурай схватил мужчину, чтобы помешать заключенному нанести себе дальнейшие повреждения, но коридор уже наполнился медным запахом и жуткими булькающими возгласами.
Инквизитор выколол себе глаза.
– Боги небесные, – пролепетала Мичи.
– Еще увидимся, ёкай-кин! – выкрикнул Инквизитор, сплюнув кровь. – Я буду ждать тебя!
– Яйца Идзанаги, уберите ее отсюда! – приказал Гиндзиро.
Мичи и Мисаки взяли Юкико за руки и потащили прочь. Ее тошнило, голова кружилась, носовое кровотечение не останавливалось, а в ушах звенело от воплей Инквизитора.
Выколотые глаза, изуродованное, разбитое лицо, искаженное безумием. Она обнаружила, что тянется к Кеннингу, нащупывая две искорки тепла в животе. Ее испуганные мысли перекликались с его словами.
Она попыталась сглотнуть, но в горле пересохло, как будто в рот насыпали пепла.
15
Семена
Зеркало видело ее насквозь.
Юкико стояла обнаженная, затерявшись в собственном отражении. Кожа бледная, как снег Йиши, длинные стройные ноги, на плечи мягкими волнами ниспадают черные волосы. Повернувшись боком, она изучала живот в профиль, будто хотела найти в нем ответ на каждую загадку, на каждый вопрос.
Юкико провела по нему рукой, ощущая изгибы кожи и мышц. Она уже начинала набухать.
Теперь она могла не только чувствовать, но и видеть их.
Крошечный островок, запертый за стеной, которую она возвела в Кеннинге. Огонь, горящий внутри, ожидающий за барьером, который она создала в голове. Теперь она снесла преграду, испытывая острую боль, которая, словно раскаленный нож для колки льда, вонзилась в череп. Но зато она могла чувствовать все и всех. Ласточек, шуршащих крыльями в полуночном саду, паразитов, ползающих в сточных канавах, щенка Мичи, пыхтящего во сне. Буруу устроился на стропилах, его грызло растущее чувство вины. Кайя парит над головой, взывая к грому, в голове у нее – слезы и написанные кровью портреты.
Маленькие изломанные фигурки. Черные перья и крики.
ebooksa