Юкико вдохнула тепло в разум арашиторы, передала ощущение от своих давних воспоминаний. И напомнила о комочке перьев и меха, чихающем и рычащем, когда она захотела обнять его на троне Сусано-о, а он, еще совсем детеныш, царапал камень острыми когтями.
Она одарила его улыбкой.
Из пасти грозового тигр вырвалось рычание, грохочущее, тектоническое, от которого затряслась земля.
Он расправил крылья, и оперение осветили яркие вспышки.
Она шагнула к нему сквозь падающий дождь, убирая волосы с лица. Он был невозможно прекрасен. Такой же высокий и широкоплечий, каким был его отец, янтарные глаза горели яростью, вопрошая, наполняя ее ощущением, что она вернулась домой: вошла в хорошо протопленную комнату после десяти лет блужданий во мраке. Вокруг бушевала буря и звучала старая, как мир, песня, а дожди смывали все. Затопляя землю, потоки воды пробуждали новые семена в свежей почве.
Все, что было раньше.
И все, что будет потом.
Юкико услышала крики, рев, похожий на раскаты грома. И, подняв глаза, увидела арашитор: гладкие и острые как бритва, они рассекали небеса и преисполнили ее сердце счастьем, а глаза – слезами, которые терялись в дождевых струях.
Она развернулась, вскрикнув от чистого, безудержного, сводящего с ума восхищения, раскинув руки, когда грозовые тигры взмыли над головой, и Юкико насчитала больше тридцати черных, белых и серых, самцов, самок и детенышей, заполняющих облака песней.
Она опустила руки, уставилась на грозового тигра, на ее ресницах блестели капельки дождя и слезинки.
Юкико вновь шагнула к арашиторе, и на ее губах заиграла улыбка, отозвавшаяся в его разуме.
И она почувствовала исходящее от него тепло, зарождающуюся в глубине души улыбку. Он расправил крылья.