Империя вампиров

– Тросточку подать, дедуля?

– Вот же ты сучка пронырливая.

– Знаешь, отправиться за мной было глупостью. Ты же сам говорил, что лучше уж быть сволочью…

– Это привилегии отцовства. Не повторяй за мной, а слушай, что говорят.

Она слабо улыбнулась, не сводя голубых глаз со льда.

– Merci. За то, что последовал за мной.

– Говорил же: мои друзья – высота, которую я не сдам.

– Так мы все еще друзья?

– Сам не знаю почему, но oui. – Я глубоко вздохнул. – Мы все еще друзья.

Ее улыбка стала шире, шаловливее, и она, привстав, поцеловала меня в грязную щеку.

– А это-то нахера? – пробурчал я.

– Просто так, – соврала Диор.

XXIV. Эта бесконечная ночь

– Он вздымался перед нами, как и в findi семнадцать лет назад, окутанный снежно-серым туманом. Сам я видел его тысячи раз, но знал, что переживает, глядя на эти скалы и выдыхая облачка пара, Диор.

Благоговение. Такое, когда отваливается челюсть.

– Твое же шлюхородие, – прошептала она.

Над замерзшей долиной вздымалось семь замшелых столпов, увенчанных знакомыми мне еще по юности обиталищами: Перчатка, оружейная, собор. Я вспомнил проведенные здесь годы: часы в тишине среди пыльных стеллажей библиотеки, пиры в честь побед, хвалебные гимны и редкие моменты блаженства в объятиях той, которую я любил.

Пока все не потерял.

Меня накрыло волной тоски по прошлому, а в сердце просочился яд, это тщетное себялюбивое желание побыть в минутах славы тех времен, когда все казалось проще, а весь мир – ярче, окрашенный розово-красным в залах памяти. Но лишь дурак смотрит на давно минувшее с бóльшим теплом, чем на грядущее. А грустную песнь поет человек, сокрушающийся о том, что раньше было лучше.

Финчер рассказал, что оба – и Каспар, и Кавэ – женились и вернулись в Зюдхейм, а тех парней, что вышли нам навстречу из конюшни, я уже не знал. Не знал я и нового привратника, поднявшего нас на облачной платформе, как и сестер, стоявших вместе с Хлоей и поглядывавших на меня искоса, пока мы поднимались со дна долины. Зато они знали меня, Льва, которого страшился мрак, мальчишку, которого императрица собственным мечом посвятила в рыцари, дурака, который увел невесту у Бога. Возвращаясь в это место, я ощущал себя тем, кто нашел старое пальто из юности, натянул его и обнаружил, что оно больше не впору.