Зоя не желала иметь с этим ничего общего.
– А когда один из убийц Апрата проскользнет мимо моей охраны или фьерданская пуля попадет мне в сердце, я воскресну, как Григорий? Как Елизавета? Как ты?
– А ты так уверена, что тебя можно убить?
– О чем это ты говоришь?
– Силу, которой я владею, которой владели Елизавета, Григорий и Юрис и которая теперь течет по твоим венам, не так-то легко стереть из этого мира. Ты можешь подстрелить птицу в небе. Но вот поразить само небо намного сложнее. Только наша собственная сила может уничтожить нас, и даже это не гарантирует успех.
– А как насчет твоей матери?
Взгляд Дарклинга снова скользнул к занавешенному окну.
– Давай не будем говорить о прошлом.
Она была Зоиной наставницей, почитаемой и обожаемой, безмерно могущественной.
– Я видела, как она бросилась с вершины горы. Она пожертвовала собой, чтобы остановить тебя. Это была ее мученическая смерть?
Дарклинг ничего не ответил. Но Зоя уже не могла остановиться.
– Григория сожрал медведь. Елизавету четвертовали. И они все равно воскресли. В Элбьенских горах рассказывают истории о Темной Матери. Она появляется, когда ночи становятся длинными. И крадет жар из кухонных очагов.
– Лжешь.
– Возможно. Всем нам есть что рассказать.
Зоя подняла занавеску, затем опустила стекло и вдохнула морозный зимний воздух.
Деревья стояли укутанные в снегу, ветви берез блестели от наледи.
Она почувствовала, как что-то внутри шевельнулось, будто бы просыпаясь, будто бы тому, что бы там ни пряталось в ней, тоже захотелось вдохнуть сосновой свежести. Эти леса должны были казаться пустыми, возможно, даже зловещими, особенно из-за растущих теней, но вместо этого…
– Ты это чувствуешь? – спросил Дарклинг. – Здесь мир более живой.
– Помолчи.
Она не хотела делить это с ним. Была зима, но ей слышались птичьи трели, шорох лесных зверьков в кустах. Она видела следы зайца на белом покрывале снега.