Снежный великан

Ее голос был на удивление энергичным, и Адриан резко перевел взгляд с отражения матери на нее саму; он вообще ничего больше не понимал, никогда еще разговор не казался столь неуместным. Но иначе быть не могло: многословие матери, ее умоляющие глаза были всего лишь способом сказать сыну, что она просто не знает, как быть дальше, как ей вести себя здесь и сейчас, на этой холодной лестнице.

И впервые после долгого молчания Адриан произнес:

— Стелла. Ей все равно, какого я роста.

И пока он говорил это, его внезапно охватили сомнения, где-то между словами «Стелла» и «роста». Впервые в жизни Адриан подумал: а что, если Стелла не замечала его потому, что он был таким большим; вдруг за каждым ее словом скрывался вопрос: «А нет ли у вас такого же, но только другого размера?»

И вполне возможно, что сияние ее глаз отражало надежду, что кто-нибудь наконец ответит: «Да, подождите, я посмотрю на складе».

Адриан всегда думал, что осознание истины приходит к человеку где-нибудь на вершине неприступной горы или хотя бы на берегу ночного моря, но никак не на холодной лестнице, под боком у разгоряченной матери. И все-таки хорошо, что иногда достаточно произнести слова вслух, чтобы понять, правдивы они или нет.

— Для Стеллы твой рост не имеет никакого значения? — переспросила мать. — Да, конечно. Но у нее теперь есть…

Если все ее предыдущие высказывания Адриан считал просто ужасными, то последняя фраза была как пощечина — впрочем, не только для него, но и для нее самой. Не договорив, она испуганно прикрыла рот рукой, словно действительно сожалела о том, что эти слова сорвались у нее с языка.

И Адриан спросил едва слышно, словно умирающий:

— Что, что у нее теперь есть?

Мать испуганно посмотрела на него и слегка коснулась его предплечья. Адриан попытался стряхнуть ее руку, но она не убрала ее и тихо сказала:

— Прости.

Адриан сделал вид, что оглох на оба уха, и монотонным голосом повторил:

— Что у нее теперь есть?

— По правде говоря, вообще ничего. Ничего, понимаешь? Видимо, Стелла и этот паренек оба учатся в одной школе. Должно быть, его мать заезжает за ним и заодно забирает Стеллу, я видела, как та несколько раз вылезала из их машины. Прости, пожалуйста. Адриан, пожалуйста. Я знаю, что она значит для те…

— Ничего ты не знаешь, абсолютно ничего!

Адриан почувствовал, что опять кричит, он дрожал всем телом и не знал, как заставить себя замолчать. Он снова напустился на мать:

— Ты ничего не знаешь, абсолютно ничего! Стелла и этот идиот — мне на них наплевать! Они меня не волнуют. Даже если они ежедневно будут отправляться в морские круизы или полетят на Луну — что из того, кому это интересно? Я не могу целый день заниматься какой-то соседкой. Что за ерунда! Стелла делает, что хочет.

Постепенно Адриан говорил все тише и тише; после окончания этого горячего выступления его голова медленно поникла и теперь устало свисала между коленями. Спина горбилась, руки безвольно пали и доставали до самого пола — казалось, жизнь навсегда покинула его большое тело.

Адриан слышал дыхание матери, все еще сидящей рядом с ним. И его голова, и его израненное сердце точно знали, в чем было дело, знали единственно возможную правду.