Василиса из рода Ягинь

22
18
20
22
24
26
28
30

– Вот! Будешь со своим нечистым женихаться, так же помирать сутками будешь, пока нечистика не породишь, а его в печку не бросят! – послышался голос Черепуши.

Глаза ее вспыхнули, а василиса стиснула зубы. Самой страшно о таком думать. И так она эту мысль в голове крутила, и эдак.

– Вы точно семейный психолог? – спросил насмешливо филин, а василиса толком не поняла, о чем это он. – Я в отличие от некоторых знаю, как это правильно делается, раз! К тому же, я наполовину леший! А от лешего десяток рожают!

– Аааарррр! – орала несчастная роженица, пока василиса стучалась в избу. Видимо, из-за криков ее не слышали.

– Да открывай уже! – заметил филин. – Чего церемонимся. Может, девку и спасем!

Василиса толкнула низенькую дверь, видя горящую свечку. На матице девка лежала. Ноги ее были полусогнутые, а срам прикрыт рубахой. Огромный живот возвышался над ней так, что не видно было искаженного болью лица.

– Ооооох, – простонала она, а бабки вокруг нее зашуршали и заохали. Одна из них потянулась за миской и поднесла ее девке. Остальные сидели со свечками и что-то шептали. Бледная девушка поднялась и жадно припала к деревянной плошке, а вода с травами потекла ей на грудь.

– А чем это они ее поят? – негромко спросил филин. Трава осталась на губах бедной девки. – Что это у нас за отвар такой?

– Усе как положено! – строго произнесла старуха. В свете сальных свечей она казалась какой-то закопченой. – Чтобы разродилась быстрее! Вон, видали, что у нас тут на деревне творится? Змий повадился! Мужиков –то почти не осталоси! Когда черные посадовцы на нас войной пошли, много мужиков померло. Князь сюда тоже дружинников послал, чтобы свою дружину пополнить. Вот и остались вдовы…

– А вы у нас кто будете, родственница или так Мимоходовна? – спросил филин.

– А вы кто? – подозрительно спросила бабка, пока роженица тяжело дышала, хватаясь за руки окруживших ее женщин и за их рубахи. Таких измученных глаз на посеревшем василиса никогда не видела.

Осторожно, пока филин отвлекал, василиса закрыла глаза, а когда открыла, то все вокруг поплыло. Внутри девки маленький навий лежал, в загогулину свернувшись. Не то бис, не то змий… Сама роженица почти старухой выглядела. Сморщенная, желтая, как будто из старой бумаги… Глаза у нее были тусклыми, погасшими…. Девки, сидевшие рядом выглядели получше, а старуха – повитуха глянула на нее одним белесым взглядом.

– Ай да, девка, – усмехнулась старуха, сдувая волосы. – Василиса, да? А я –то думаю, че она такая тихонькая. Все смотрит, все высматривает… Глазки навьи бегают….

Взгляд василисы упал на миску, в которой словно туман клубился шепоток. Казалось, его можно было расслышать. Наговоренная вода всегда так выглядит: «…. Средь леса ключ, на ключе водица – студеная… Как напиться водице… Боль унять, да жизнь отнять… Слово – в сундук кладу, на замки запираю… Ключ, замок, язык….», – шуршал шепоток, словно пар поднимаясь от воды.

– Ааааааа! – заверещала девка, а глаза ведьмы расширились.

Из-под рубахи промеж белых, сметанных ног, вынырнул нечистик. Маленький, пушистый… Только и успел глазами сверкнуть. Девки и бабы завизжали, задергались, глядя под ноги. Одна отскочила, чуть не перевернув ушат с водой.

– Лови его!!! – орали и пищали бабы. – В печь его! В печь!

А он сам изловчился в темный угол нырнул…

Внезапно посох Василисы как дернется, глазами вспыхнет. «Эх! Не поспели!», – пронеслось в голове Василисы.

– Отмучилась, – произнесла старуха, вздыхая над роженицей. Та лежала без движения. К ее искусанным в кровь губам свечку поднесли. И пламя не шелохнулось. Потом зеркальце… – Четыре дня родить не могла… Вот что, девки, бывает, когда с нечистым дружбу водишь!