– Кого?
–
Она видела умертвие. Синегубого и серощёкого ребёнка. Лысого.
Она думала, что
Свою историю Маришка рассказала быстро. Почти на одном дыхании. Давясь от страха словами. И шёпот её гулко разлетался по коридору, заставляя остальных стоять в полном безмолвии…
Они двинулись к спальням лишь под конец её сбивчивой речи. За всё время рассказа Володя, которого Маришка, едва не бьющаяся в припадке, заставила зажечь фонарь, ни разу на неё не взглянул. И она это, конечно, приметила. Приметила да не придала значения.
Его рука ни разу не дрогнула, и свет фонаря не бросился в сторону. Его уверенная походка, которой он направился в их крыло, в конце концов придала смелости и остальным. И на лицах сирот выражение испуга медленно, но верно сменялось… ехидством.
Но Ковальчик, хоть быстро и
«Да брешет она», – шептали старшие младшим, чей разум ещё был слишком податлив, чтобы распознать явную ложь.
– Оно таращилось прямо на меня. Оно было мёртвым и было живым. Шевелилось.
Они как раз подходили к одной из первых спален, когда Маришка умолкла. Близость дортуаров, других воспитанников придавала приютскому выводку бравады. Смакуя подробности истории, они принялись вдруг… хихикать.
И Маришка наконец…
– Вы не верите мне… – она замерла на месте, когда один из приютских громче других принялся передразнивать её испуганный голос.
Шедший позади мальчик налетел на неё, вынуждая сделать шаг вперёд. Больная нога подвернулась, и приютская зашипела.
– Отчего же? – бросил Володя, и не подумав оглянуться. – Такая занимательная история… Упырята под кроватью… – он сделал паузу, позволяя хихиканью распространиться по коридору. Затем хмыкнул: – Охотно верим.
Смешки сделались громче. Маришка выпрямилась:
«Нет! Нет-нет-нет-только-не-
Её взгляд сделался затравленным, когда она посмотрела на остальных:
– Почему вы мне не верите? – требовательно спросила она.
Глупый вопрос. И никто ей ничего, конечно, не ответил. Они, казалось, даже и не услышали. Они –