— Драконы всегда трясутся над своим сокровищем. В этом наша суть.
— Я пригляжу за ней.
— А я постараюсь надолго не отлучаться. И еще, — герцог поднялся со стула, собираясь уходить, — не ругайте ее за потерянную корзину. Она уже получила сполна.
— Да уж, — улыбнулась экономка.
— Сын! Нам нужен бал! — леди Драгон преградила ему путь, не давая убежать по своим бесконечным делам. — Только так ты сможешь загладить свою вину.
— И ради этого ты поднялась в такую рань? — Фольк был поражен. — В чем я на этот раз виноват?
— Разве ты забыл, что вытворил на Забеге ящеров? Выхватить из толпы какую-то крестьянку, вместо истинной леди! У тебя, должно быть, помутился разум! Я так и объяснила нашим гостьям. Солнце, пыль, бешеные скачки…
— Прости, я на самом деле не видел, что на арену вышла качерская царевна. Мне сказали, но после. Но даже если бы заметил, навряд ли протянул бы ей руку.
— Фольк!!!
— Не кричи. Если хочешь помочь своей гостье, попроси ее больше не пользоваться своими духами. Иначе я близко к ней не подойду.
— Теперь я поняла, почему ты отказался с нами поужинать, — матушка нервно задергала веером. — Признаюсь, мы ожидали от духов совсем иного эффекта.
— Мы?! — в груди Фолька похолодело. Неужели его мать связана с магией приворота?
— Ну да. Это я дала царевне афродизиак. Сама императрица пользуется таким, когда хочет вернуть расположение супруга.
— У тебя еще осталось? Дай мне его.
— Но тебя же от него воротит?
Видя, что сын не собирается отступать, леди Драгон направилась в свои покои.
— Вот! — порывшись в глубине шкафа, она извлекла на свет небольшой флакон из мутного стекла. — Я отлила царевне всего лишь половину. Думала остальное испробовать на твоем отце. Теперь поостерегусь. Вы же так похожи!
Фольк осторожно открыл бутылочку и понюхал. Тут же заткнул пробкой и положил в карман. Герцог, зная запах магии приворота, сразу понял, что афродизиак использовали всего лишь как ширму, чтобы скрыть более действенное средство.
Благодаря этому открытию от сердца отлегло. Фольк крепко обнял мать, и такое проявление чувств ввело ее в крайнее изумление.
— Значит, балу быть?