Искра рассмеялась и захлопнула книгу.
– Спроси теперь, как тебя звали, я и не вспомню. Даже если захочу освежить память, ничего не получится. Смотри.
Книга вновь раскрылась, но листы в ней были девственно чистыми.
– Не всем дано видеть, что в ней записано.
– А настоятельница может?
– Мякиня и ее младшая сестра Добря – вот и все, кому известны наши истории. Только пусть тебя не путает мягкость звучания их имен, они не так просты, какими кажутся. Добря только при Мякине трясется как осиновый лист, а сама во… – пальцы Искры сжались в кулак. – Настоятельница вот уже семь лет как наведывается в монастырь от силы раз в полгода. Со всех отчеты принимает и опять уезжает.
– Теперь, думаю, не будет, – царевне стали понятны редкие отлучки няньки «погостить у родни».
Искра в недоумении подняла глаза.
Чтобы уйти от ответа, ругающая себя за неосторожность Стелла тут же задала волнующий ее вопрос:
– Искра, скажи, а зачем мы здесь? Для чего монахини собирают одаренных детей по всем уголкам мира?
«Наверняка есть причина, и очень серьезная, раз настоятельница на долгие годы превратилась в простую няньку».
– Монастырь – наш последний приют, – Искра, встретив ясный взгляд Луны, снизошла до объяснения. – Одаренных нигде не жалуют. Разве тебе было просто?
С этим утверждением царевна согласилась. Непросто ей жилось, совсем непросто: люди всегда боятся того, что не могут объяснить.
Между тем новая знакомая закатала рукав и дунула на открытую ладонь. Яркий огонь, появившийся из ниоткуда, заставил Стеллу отпрянуть. Искра сжала пальцы в кулак, и лепестки пламени исчезли, не оставив и следа.
– Видишь, как легко у меня получается? А до того, как меня научили справляться с огненным даром, я мельницу со всем свезенным с полей зерном спалила. Спасибо дядьке Сагдаю, отбил меня у деревенских.
– Так ты была крестьянкой?
Искра поджала губы.
– Тебе не надо знать, кем я была. Теперь мы обе никто и пришли из ниоткуда. Я – Искра, ты – Луна. И чем быстрее ты прекратишь вспоминать былое, тем легче будет освоиться в новой жизни.
«Я – Луна, я – Луна, я – Луна…» – шептала царевна, а рука так и тянулась к кармашку на платье, где лежал сложенный вчетверо карандашный портрет принца Генриха Эрийского.
Глава 6