Хитрая злая лиса

— Хватит, — махнула рукой Вера, пролистывая получившиеся фотографии, министр поймал её за локоть:

— Почему? Давайте ещё, мне нравится.

— Это странно, — усмехнулась она, увеличивая особенно удачный кадр, министр спросил:

— Что странного?

— В моём мире парни не любят фотографироваться.

— Это они для портретов не позировали, видимо.

— Это да, — рассмеялась Вера, повернула ему экран с самой удачной фотографией: — Какие мы, а?

— Огонь, — кивнул министр, — пойдём быстрее, пока я не передумал вообще куда-то идти.

Вера хотела спрятать телефон в карман, но карманов в её костюме не было, она вопросительно посмотрела на министра, он ответил:

— В рукав. Вот сюда, — он указал на кончик рукава, зашитый в подобие кармана, Вера поморщилась, он вздохнул: — Ну возьмите сумку. У вас есть голубая.

— Точно, — она пошла копаться в шкафу, нашла там голубую сумку-мешочек, вытряхнула из неё всё на кровать и увидела среди рассыпавшихся вещей новое зеркало со змеёй и тот кулон-ошейник, который он ей предлагал, а она не взяла.

Вера обернулась, министр выглядел так, как будто понятия не имеет, откуда берётся всё в этом мире и, тем более, в этой сумке. Вера в очередной раз подумала о том, что все узкоглазые долбанутые, и традиции у них долбанутые, но зеркало взяла. Рассмотрела объёмную змею, выложенную зелёными хризопразами и белыми бриллиантами, оценила динамику формы — змея вроде бы лежала, но по положению головы и общей геометрии изгибов было понятно, что она готова прыгнуть мгновенно и смертельно.

— Красиво, — признала Вера, положила зеркало в сумку, взяла в руку кулон и показала министру: — Сделаете себе такой же — я возьму. Он вам нужен, это уже ясно, как белый день. Кстати, если мы встретим ваших сестёр, как себя вести?

— Как захотите, — без улыбки вздохнул министр, глядя как Вера относит кулон-ошейник в сундук к остальным украшениям. Она вернулась к вещам и спросила:

— Что ещё взять с собой?

— Деньги. Там будет ярмарка, и вы можете что-то купить, но будет лучше, чтобы вы делали это демонстративно, доставая свои деньги, а не мои. Подарки — это одно, а платить прилюдно за покупки — совсем другое.

— Не вижу особой разницы. Но как скажете, — она взяла кошелёк, проверила, что там есть деньги, и положила в сумку к телефону и зеркалу. Министр молчал, она посмотрела на него, он усмехнулся и сказал с тонной ехидства:

— Разница, госпожа Вероника, в том, что подарки — это вещи, о которых вы знаете только то, что они чудесным образом появились в вашей жизни. Вы не знаете, кто их придумал, нарисовал, заказал лучшему мастеру, заплатил и принёс, следовательно — вы ничего никому не должны, потому что вы об этом не просили. Для вас не важно, сколько этот подарок стоит, потому, что возвращать, отрабатывать или симметрично отдариваться попросту некому — пока человек не объявил, что он — даритель, дарителя не существует, и одариваемый никому не обязан ничем. Это свобода, которую вы так любите. Но принимать почему-то не хотите.

— Потому, что я не привыкла себе врать, — вздохнула Вера, собирая вещи обратно в сумку. — Если закрыть на что-то глаза, оно не исчезнет. И если я точно знаю, что кое-кто хочет меня купить, то закрывать глаза на попытки анонимного подкупа — это косвенное согласие продаться.

— Тем не менее, зеркало вы взяли.