Это забавно. Это настолько забавно, что я с трудом удерживаюсь от идеи поискать где-то номер Леры. Но это, пожалуй, слишком жестоко. Тефтеля — нелепый мужик, который не хочет считать себя неудачником, его не за что так карать.
— Развелся, — просто пожимаю плечами. Если бы дело только в этом
— Изменила? — тут же преисполняется сочувствия Андрюха, и я, ничего не отвечая, передергиваю плечами. …
— Господи, а чем это так пахнет? — вырывается из моего рта совершенно неожиданное. Я не собирался есть тут всерьез, бог его знает, какой процент жирности у того майонеза, который в школьной столовке пожертвовали на фуршет для бывших учеников, но рот мой совершенно против воли наполняется слюной, стоит только за спиной хлопнуть двери актового зала. — Это сейчас школоту так кормят? Как думаешь, нас возьмут на второй круг? Готов на одиннадцать лет ада только ради этой столовки.
— Нет, — Андрюха пофыркивает и тут же блещет осведомленностью в делах местной школы: — это все Максимовская. Она для фуршета столовских поваров гоняла, по просьбе директрисы.
— Максимовская? Юлька Максимовская? Плюшка, которая? — я приподнимаю бровь удивленно, припоминая почти беззвучную девочку-ватрушку, с дальнего края галерки. Наверное, она бы была одной из тех, кого с трудом вспоминаешь, только открыв классную фотку. Впрочем, благодаря моему паскудному характеру — о существовании Максимовской знал весь наш класс и три парралельных.
— Ну, если я Плюшка, то ты, получается, все еще Буратино, Бурцев? — раздается мягкий грудной голос из-за моего плеча слева.
Черт побери, какое у неё шикарное контральто! Настолько шикарное, что надо как-то повернуться и не спалиться, что в штанах стало вдруг тесновато. Впрочем, это же Плюшка! Сейчас, один взгляд на неё — и мне полегчает…
Это все пирог…
Потрясающий пирог, источающий потрясающий мясной аромат и дышащий паром едва-едва вынутого из духовки произведения искусства.
Не мудрено, что при виде него у меня так активно начала выделяться слюна, что пришлось зубы посильнее сжать.
Ну, или мудрено, если учесть, что смотрел-то я на добрый десяток сантиметров выше верхушки пирога в руках выросшей Плюшки.
Хотя, сочувствую я тому мужику, что при виде вот этого вот шикарного декольте не превратился бы в слюнявую псину. С потенцией у него точно все совсем безнадежно!
— Это второй или третий? — спрашиваю инстинктивно сглатывая.
Глаза… Надо поднять глаза… Добраться до щек, прекрасных хомячьих щек. И мне тут же немедленно полегчает! Я повторяюсь, да? Простите, я не в форме!
— Четвертый, Бурцев, — прекрасные белоснежные холмы в вырезе алого в горошек сарафана ко всему прочему еще и выразительно покачиваются.
— Четвертый, — полузадушено выдыхаю, пытаясь победить прилив крови к малой своей голове, — знаешь ли ты, что я обожаю цифру «четыре»?
Томительная пауза и обреченный вздох.
— Не, не Буратино, — выписывает мне приговор этот невыносимый кошмар, — Буратино был хотя бы струганный, а ты, Бурцев, — просто дуб. Трухлявый такой дубочек…
— Эй, ну почему же это трухлявый? — возмущаюсь, но Максимовская, эта несносная женщина, берет и отворачивает от меня свое восхитительное декольте. И уносит его от меня неторопливо, в сторону фуршетного стола.
ebooksa