Кексики vs Любовь

22
18
20
22
24
26
28
30

— Да я языка своего не пожалею, чтобы добиться вашего прощения, моя королева.

— Чего-чего ты не пожалеешь? — как бывший литератор я не могла не заметить, что фразеологизм «не жалеть живота своего» в исполнении Бурцева претерпел некоторые изменения.

Увы, этот интригующий вопрос остался без ответа. Потому что именно в эту секунду от дверей ресторана раздался громкий, хорошо поставленный голос.

— Кто заказывал доставку с Рамоды?

— Мы! — прощелыга Бурцев, вместо того чтобы в глаза мне бесстыже смотреть, вскакивает на ноги, чтобы его, орясину такую, было лучше видно.

Курьер, растрепанный высокий парень, подруливает к нашему столику, плюхает на кресло рядом со мной объемный пакет с обувными коробками и безошибочно разворачивается к Бурцеву, протягивая ему квитанцию за доставку.

— Одну минуту, изюм моей души, — бархатисто мурлычет Бурцев, — я сейчас же вернусь на исходную, и продолжу вымаливать твою милость…

— Больно ты мне нужен, — бормочу, впрочем, и сама слышу, что не очень-то и грубо у меня получается. И хочется всего и сразу, и сбежать, отмахиваясь от подарков Тимура двумя реальными руками и двенадцатью воображаемыми. И в кои-то веки послушать прагматичную Маринку, которая всегда пеняла мне, что я вообще не умею принимать подарки.

— Дорогая моя сестра, — регулярно заявляла она, узнав, что ныне бывший мой парень снова ничего мне на день рождения не подарил, мотивируя тем, что подарки выпрашивают только корыстолюбивые эгоистки, — корыстолюбивая ты бы была, если бы каждые выходные водила Женечку в ГУМ и разводила его на сумочки за сто тыщ, хотя бы.

— Ну какие сто тыщ, — заикалась я, ужасаясь самой мысли, что такие деньги можно потратить даже не на супер-миксер моей мечты, а на банальную какую-то сумочку, — я ж не модель какая-нибудь.

И такие у Маринки в эти минуты глаза становились тоскливые-тоскливые, как у директора школы, который отчаялся втолковывать хулигану, что отжимать деньги у первоклассников — дурная привычка и ничем хорошим она не закончится.

Наверное, сейчас Маринка бы мной гордилась. Потому что я назло себе и назло Бурцеву прикусываю язычок и невозмутимо наблюдаю, как Тимур вынимает из коробки заказанные мной кеды.

— Ты позволишь мне, Кексик? — он и вправду снова опускается на колени у моих ног, тянется длинными пальцами к моей босой ступне.

— А ты попроси меня вежливо, — нахально требую я.

Понятия не имею, откуда у меня столько дерзости вдруг взялось, это, кажется, иммунный ответ на наличие вируса-Бурцева в опасной близости от моего организма.

— Королева моя бисквитная, Юлия Руслановна, — Бурцев строит щенячьи глазки, но я вижу, как в них пляшут черти, — я бы хотел обуть на ваши ножки хрустальные туфельки, не меньше…

— Это потому что хрусталь дороже серебра, а ты тот еще жлоб, Тимчик? — впихиваю свое веское слово, и прям вижу, как погрохатывает у Бурцева в голове. Блин, как приятно его доставать! Надо бы оторваться и прекратить, но нет никакой возможности!

— Увы, у меня было слишком мало времени, чтобы достать для вас королевские черевички, — демонически невозмутимо продолжает мой Буратино, — но я умоляю вас о милости. Дозвольте примерить на вашу прелестную ножку эти скромные гамашки. И да спасут они вас от обморожения и кровавых мозолей.

— От обморожения? В июле? — мой скепсис не знает границ.

— Кто знает, может, прямо за дверью этого ресторана прячется маньяк, — находится Бурцев, — который ловит всех босых красавиц, что ему попадаются на пути, и держит их в холодильнике до самой смерти.