Язычники

22
18
20
22
24
26
28
30

— О, черт. ПОДОЖДИТЕ! Дайте мне сначала уйти с дороги. Вы, ребята, и так уже достаточно поиздевались надо мной. Мне не нужно случайное пулевое ранение в дополнение к моей коллекции шрамов.

Рука Леви дрожит, когда я отодвигаюсь в сторону, и когда его глаза скользят по моим, я вижу, как тьма снова накрывает его.

— Ну и зачем тебе понадобилось говорить что-то подобное? Теперь у меня в голове полный сумбур. Я не могу сосредоточиться.

— К черту это, — говорит Роман, отталкивая его с дороги и вытаскивая пистолет быстрее, чем Маркус успевает вытащить свой член. — Я сделаю это.

— Ни за что на свете, — огрызается Леви, нанося удар прежде, чем Роман опережает его, и заставляет меня подпрыгнуть, когда громкий ХЛОПОК эхом разносится по комнате.

— Твою мать, — выдыхаю я, кровь веером разлетается по комнате, поражая все и вся на своем пути. Тошнота подкатывает глубоко к моему животу, когда мои губы кривятся в презрительной усмешке. — Это так чертовски мерзко.

— ХА! — смеется Маркус. — Это было блестяще. Где язык? Он его достал?

Я оглядываюсь на Антонио, чье лицо приобрело призрачно-белый оттенок, и быстро понимаю, что у него осталось всего несколько драгоценных мгновений жизни, прежде чем закроется книга о том, что, как я уверена, было жалким существованием. Но есть более важные вещи, о которых стоит беспокоиться, потому что в его окровавленном рту нет языка, и уж точно он не лежит безвольно у моих ног.

— Ммм… он достал язык, но я не могу сказать, куда он делся.

— Тогда найди его. Тебе нужно принести его мне.

— Что? — Я задыхаюсь. — Я не собираюсь заворачивать эту штуку и нести домой. Вероятно, у меня от этого будет ЗППП.

— Ты должна это сделать, детка. Этот язык стоил мне десяти лет жизни. Он нужен мне на полке, как гребаный трофей.

— Технически, — вмешивается Леви, — он должно быть у меня на полке. Я выстрелил в него.

— Только потому, что я подал тебе идею. Возьми глазное яблоко, а еще лучше, одно из его яиц. Этот язык принадлежит мне.

Роман присаживается на корточки, его тошнотворный взгляд задерживается на теле Антонио.

— Я хочу его позвоночник, — бормочет он, от мрачности в его тоне по моей коже пробегают мурашки.

— Ооооооокей, — медленно произношу я, отворачиваясь от почти мертвого тела и начиная поиски языка. — Это стало слишком странным для меня. Я ухожу.

И вот так я заканчиваю разговор, зная, что приятная часть закончена, и когда я обнаруживаю, что окровавленный язык беспорядочно разбросан по комнате, я слышу раздраженный тон Леви, который что-то бормочет себе под нос.

— Черт возьми, он мертв. Я хотел хоть раз почувствовать, как бьется его сердце в моей руке, прежде чем раздавить его.

12