Язычники

22
18
20
22
24
26
28
30

— Вот в чем дело, — продолжает она. — Мы с тобой оба знаем, что, если бы Маркус мог, я бы попросила его, но он не может, по крайней мере, не сейчас. Я не буду просить Леви, потому что этот ублюдок только вываливает на меня все свои дерьмовые чувства и вину, а я и близко не готова к тому, чтобы мне это навязывали. Итак, ты — все, что у меня осталось. Ты — задумчивый засранец, который сам себя боится. Мы гарантировано сможем сделать это без того, чтобы ты умолял меня простить тебя. Ты — мой лучший шанс, поэтому будешь тренировать меня так же, как и любого другого.

— А когда я прикоснусь к тебе?

— Я испугаюсь, — выплевывает она в ответ. — Я буду помнить, что ты сделал со мной, и я буду ненавидеть каждую гребаную секунду этого, но, черт возьми, я надеюсь, что каждый раз, когда я отворачиваюсь от тебя, это заставляет тебя чувствовать себя дерьмово. Если ты сделаешь это и тебе каким-то образом удастся научить меня, как ускользать от таких людей, как ты, тогда я, возможно, даже подумаю о том, чтобы снять тебя с крючка.

Я хмурюсь, и выдерживаю ее пристальный взгляд.

— Ты же не всерьез, — бормочу я. — Ты простишь меня?

Она качает головой, ее глаза сужаются до смертоносных щелочек.

— Ну вот, ты снова сомневаешься в моих словах, — кипит она. — Но это не то, что я сказала. Я сказала, что сниму тебя с крючка. Я ни хрена не говорила о том, что прощу тебя, и ты был бы дураком, если бы предположил, что я когда-нибудь смогу.

Я долго выдерживаю ее взгляд, прежде чем, наконец, обреченно вздыхаю.

— Хорошо. Мы начнем на следующей неделе, как только тебе станет лучше.

— Нет, — огрызается она. — Мне надоело откладывать это. К черту швы. Я хочу быть готовой. Мы начинаем сегодня вечером. — Затем, не сказав больше ни слова, она поворачивается и выходит за дверь.

Я смотрю ей вслед в полном недоумении. Никто никогда не врывался сюда с требованиями и не выходил сухим из воды, не потеряв при этом своей жизни… или, по крайней мере, нескольких пальцев. И все же каким-то образом ей удается растоптать меня, и я позволяю этому случиться.

Гребаный ад.

Опустившись обратно в кресло, я беру свою тату-машинку как раз в тот момент, когда на столе рядом со мной звонит телефон, и вот так все мое гребаное настроение рушится. Имя моего отца высвечивается на маленьком экране. На мгновение я задумываюсь о том, как сладко было бы швырнуть телефон через всю комнату и смотреть, как он разбивается о твердые каменные стены замка. Но потом мне придется заказать новый телефон и пройти долгий, болезненный процесс восстановления данных со старого, и, честно говоря, к черту все это. Нет ничего более утомительного, чем запоминать свой гребаный пароль, а затем пытаться разобраться с чертовым облаком.

Вздохнув, я откладываю тату — машинку и беру телефон, поднимаясь со своего места, когда нажимаю “принять” и подношу телефон к уху.

— Отец, — ворчу я, когда Леви появляется в дверях и наблюдает за мной прищуренным взглядом, ненавидя звонки моего отца так же сильно, как и я.

Я включаю громкую связь, чтобы Леви мог слышать, пока я шагаю к окну своей спальни, глядя на обширные владения, которые одновременно являются нашей тюрьмой.

— Скажи мне, что ты не настолько гребаный идиот, чтобы убить собственного чертова кузена. Это все пропитано твоим зловонием.

Я оглядываюсь на Леви и замечаю ухмылку на его губах.

— О чем, черт возьми, ты говоришь? — Я плююсь, мысленно кипя от его тона. — Какого кузена? Мы никого не убивали… ну, по крайней мере, никого важного для тебя.

— Антонио, — бормочет мой отец. — Он был убит во владениях своего отца прошлой ночью. Ты уверен, что не имеешь к этому никакого отношения?