Змей и голубка

22
18
20
22
24
26
28
30

Двое? Я недоверчиво уставился на нее. Попытался представить это крохотное создание в драке против сразу двоих – а потом вспомнил, как она подловила меня за сценой и обманом убедила зрителей, что я на нее напал. Я нахмурился. Да, она явно способна на многое.

Мы добрались до окраины Восточной стороны, и улицы стали шире.

Вскоре впереди в свете яркого полуденного солнца засверкал Долер. Архиепископ ждал нас у кареты. К моему удивлению, с ним был Жан-Люк.

Ну разумеется. Кому, как не ему, быть этому свидетелем.

При виде друга осознание реальности всего происходящего обрушилось на меня, как мешок кирпичей. Я в самом деле вот-вот женюсь на этой женщине. На этом… существе. На дикарке, которая лазает по крышам, грабит аристократов, дерется, одевается как мужчина и имя носит соответствующее.

Она была совсем не похожа на Селию. Человека, менее похожего на Селию, Господь просто не мог сотворить. Селия кротка и благовоспитанна. Учтива. Добродетельна. Сердечна. Никогда в жизни она не опозорила бы меня, не устроила бы такую сцену.

Я посмотрел на свою будущую жену. Разорванное и окровавленное платье. Избитое лицо, сломанные пальцы. Шрам на горле. И усмешка, при виде которой становилось ясно, каким образом она заполучила все свои увечья.

Она изогнула бровь.

– Любуешься?

Я отвернулся. Когда Селия узнает, что я натворил, ее сердце будет разбито. Она заслуживает лучшего. Лучшего мужчины, чем я.

– Пойдемте. – Архиепископ жестом указал нам на безлюдный берег. Единственными зрителями на нашей церемонии были дохлая рыба и стая голубей, которые лакомились ею. Скелет рыбины торчал из сгнившей плоти, а уцелевший глаз смотрел в ясное ноябрьское небо. – Покончим с этим. Сначала ее необходимо крестить по велению нашего Господа, дабы не преклонились вы под ярмо, будучи неравными, ибо нет общения у света с тьмой.

Ноги у меня налились свинцом, и каждый шаг по песку и грязи давался с невероятным трудом. Следом за мной по пятам шел Жан-Люк. Я чувствовал, как он усмехается. Не хотелось и представлять, что он теперь думает обо мне и обо всем этом.

Поколебавшись, Архиепископ шагнул в серую воду. Он оглянулся на дикарку, и впервые в его глазах мелькнула тень сомнения. Будто он не был уверен, что она шагнет за ним. «Передумай, пожалуйста, – взмолился я про себя. – Забудь это безумие и брось ее в тюрьму, где ей самое место».

Но тогда меня лишат всего. Балисарды. Жизни. Обетов. Цели и предназначения.

Тихий неприятный голосок на задворках моего разума насмешливо хмыкнул. «Он запросто мог бы помиловать тебя, если бы только захотел. Никто не стал бы оспаривать его решение. Ты остался бы шассером и без женитьбы на преступнице».

Но почему же тогда он поступил иначе?

От самой этой мысли меня захлестнула досада. Разумеется, он не мог просто помиловать меня. Люди поверили, что я посягнул на честь этой девчонки. Неважно, что этого не было. Они сочли, что было. Даже если бы Архиепископ все объяснил народу, даже если бы она сама во всем созналась – люди бы стали шептаться. Стали бы сомневаться. Утратили бы беспрекословную веру в непорочность шассеров. Хуже того, они усомнились бы и в самом Архиепископе. В том, что им движет.

Мы уже погрязли в этой лжи. Уже объявили людям, что она моя жена. Если станет известно обратное, Архиепископа назовут лжецом. Этого нельзя допустить.

Хочется мне того или нет, эта дикарка станет моей женой.

Она шагнула следом за Архиепископом, топнув ногой, будто лишний раз подчеркивая эту истину. Вода брызнула Архиепископу в лицо, и он нахмурился, утерев ее.