Кровь и мёд

Я уставился на нее, лихорадочно размышляя, а Деверо поверх маски завязал мне глаза. Вокруг сомкнулась чернота, а в мыслях явственно всплыла другая картина. Пыль. Костюмы. Синий бархат. Запах кедрового дерева и масляных ламп. Я услышал ее голос. «Я ничего не скрываю, Рид».

В тот вечер шел снег. Волосы Лу были влажными в моих пальцах. «Если ты не готова рассказать, виноват в этом я, а не ты».

У Лу снова появились от меня тайны.

Я заставил себя сосредоточиться и прислушаться – Деверо повернул рычаг, и мишень стала вращаться. Я слушал и рассчитывал, как движется мишень, оценивал ее скорость, представлял, в каком положении при каждом обороте находится тело Лу. В первый раз бросать этот меч в свою мать мне было страшно, но я знал, что для успеха важнее всего доверие. Я должен был верить ей, а она – мне.

И промахов мы не знали.

Теперь же, стоя перед Лу, я представил точку над ее головой. Лишь несколько дюймов дерева. Если точнее – пять. Права на ошибку у меня не было. Глубоко вздохнув, я стал ждать. Я ждал. И ждал.

А затем метнул клинок.

Зрители ахнули, и звук лезвия, вонзившегося в дерево, пробрал меня до костей. Я сорвал повязку.

Приоткрыв рот и тяжело дыша, Лу смотрела на меня. Меч вонзился не над ее головой, а рядом – так близко, что до крови полоснул щеку. Отсеченное крыло одного из мотыльков с ее маски опустилось на сцену. Постепенно мишень замедлилась и наконец остановилась. Зрители бурно зааплодировали. Их крики, похвалы, смех – все это было совершенно бессмысленно.

Потому что я промахнулся.

А у Лу снова появились от меня тайны.

Любит – не любит

Лу

Когда захмелевшие селяне, пошатываясь, разошлись по домам, Клод Деверо откупорил бутылку Boisaîné, чтобы отпраздновать наше воссоединение.

– Надо бы потанцевать, – пробормотала я, опуская голову Риду на плечо. Он прислонился щекой к моим волосам. Мы сидели на ступенях янтарной повозки, закутавшись в лоскутное одеяло, и смотрели, как Коко и Ансель с Зенной и Тулузом кружатся в безумном хороводе под мандолину Деверо. Все они безуспешно пытались вспомнить слова песни «Грудастая Лидди». Бутылок у их ног все прибавлялось, смеялись они все громче, а песня становилась все нелепей.

Мне хотелось к ним присоединиться.

Но я зевнула, чувствуя, как от изнеможения и вина слипаются глаза, и Рид поцеловал меня в висок.

– Ты устала.

– Они издеваются над песней про Лидди.

– Это ты над ней издеваешься.

– Что-что? – Я обернулась к нему и смерила свирепым взглядом. Но все равно невольно улыбнулась. – Чтобы ты знал, самое главное – петь бодро и задорно.