Я ударил кулаком в стену и упал на колени. Остальным не стоило видеть меня таким. Несмотря на любой союз, они нападут, если учуют в воде кровь. Я должен был взять себя в руки.
«Ты владеешь собой, – послышался другой голос в моем разуме, непрошеный, все еще болезненный. – Не позволь гневу руководить тобой, Рид».
Христа ради, да я ведь ради Лу убил Архиепископа. Как она могла сказать, что я ее презираю?
Я все так же стоял на коленях – молча и тяжело дыша. Гнев все еще жарко пылал внутри. Боль от предательства все еще терзала мне сердце. Но и то, и другое пересилила смертоносная решимость. Лу больше не желала быть со мной. Она очень четко дала мне это понять. Я все еще любил ее – и знал, что буду любить всегда, – но она была права: дальше так продолжать нельзя. Как бы ни было это иронично или жестоко, мы хорошо подходили друг другу как ведьма и охотник на ведьм. Как муж и жена. Но Лу изменилась. Изменился и я.
Я хотел помочь Лу. Отчаянно хотел. Но заставить ее помочь самой себе я не мог.
Ощутив, как крепнут ноги, я встал и толкнул дверь «Левиафана».
Убить ведьму –
Нужно убить ее раньше.
А для этого – увидеться с отцом.
Когда я перешагнул порог, Шарль, Брижитта и Абсалон убежали на второй этаж. Значит, она здесь. Лу. Будто прочтя мои мысли, мадам Лабелль коснулась моего локтя и пробормотала:
– Она пришла несколько минут назад. Коко и Ансель ушли за ней наверх.
Что-то в ее глазах говорило о большем, но я не стал спрашивать. Не хотел знать.
«Левиафан», вопреки своему названию, был невелик и неприметен. Он находился на самой окраине Цезарина, у кладбища. Меж половиц зияли зазоры, в углах висела паутина, в печи стоял горшок.
Кроме нас, гостей в трактире не было.
За прилавком сидели Деверо, Тулуз и Тьерри. При виде них троих меня накрыло чувство дежавю. Воспоминание о другом месте, другой таверне. Но в той таверне оборотней и ведьм крови не было. И она сгорела дотла.
– Сейчас бы пошутить, – пробурчал Бо, который сидел за столиком ближе ко мне, и отхлебнул из пинты. Капюшон все еще скрывал его лицо. Рядом с ним расположились Николина и еще одна женщина, мне не знакомая. Или все же…
– Добрый вечер, капитан. – Она сухо кивнула. – Вот мы наконец и встретились.
– Ля-Вуазен.
Услышав это имя, Блез и его дети оскалились и тихо зарычали.
Не обращая внимания на напряженное молчание и осязаемую враждебность вокруг, Деверо хохотнул и помахал мне.