Сначала он упал на колени, распахнув невидящие глаза, а затем – вперед. Рядом не оказалось никого, кто смог бы поймать Анселя и не позволить ему рухнуть лицом в землю с тошнотворным глухим звуком. Больше он не шевелился.
Тишина зазвенела у меня в ушах, в разуме,
«К полуночи мужчина, близкий твоему сердцу, умрет».
Тишину прорезал крик.
Мой крик.
Мир резко обрел четкость, и я обнаружила, что все что-то кричат, куда-то бегут, поскальзываясь в крови Анселя…
Коко вспорола себе руку ножом Рида и забрызгала Анселю лицо своей кровью. Его перевернули, положили Риду на колени, открыли ему рот. Голова Анселя безвольно откинулась. Кожа уже утратила краски. Сколько бы они ни трясли его, сколько бы ни рыдали, Ансель не приходил в себя.
– Помогите ему!
Коко вскочила и вцепилась Клоду в пальто. По щекам ее, обжигая все на своем пути и вспыхивая огнем у нас под ногами, струились слезы. Струились и струились. Коко уже не могла дышать – она больше не трясла Клода, а просто сжимала его за плечи. Причитала. Тонула.
– Прошу,
Клод мягко высвободился из ее хватки и покачал головой.
– Прости. Я не могу вмешиваться. Его… больше нет.
Больше нет.
Анселя больше нет.
Коко рухнула на землю, рыдая все горше. Языки пламени обвивали ее, будто цветочные лепестки. Я наслаждалась их жаром. Наслаждалась болью. Пусть это место сгорит дотла за ту утрату, что оно породило. Я надеялась, что ведьмы еще рядом. Надеялась, что краснолицый дьявол с приятелями еще не сбежал. Касаясь одного мерцающего узора за другим, я раздувала пламя все ярче и жарче. Все они умрут с Анселем. Все до одного.
Из глубин туннеля послышался смех.
Яростно взревев, я кинулась туда. Жан-Люк однажды сказал, что моя душа сгнила, но он ошибался. Магия не гниет. Она идет трещинами, как расколотое зеркало. С каждым новым заклятием трещины в стекле становятся все глубже. Малейшее касание может разбить его вдребезги. Тогда я не стала поправлять Жана-Люка. Не желала признавать, что именно это происходило со мной, пусть даже знали об этом все. Но теперь…
– Ты
…Но теперь я наконец разбилась.