Четвертый кодекс

22
18
20
22
24
26
28
30

Во всяком случае, у двери она оказалась удивительно быстро и тут же взялась за засов. Но вместо того, чтобы как-то укрепить его, неожиданно для самой себя открыла двери.

— Нет! — услышала Илона крик Дельгадо, но не обратила на него внимания. Открывшаяся картина парализовала ее.

Там не было, как она ожидала, узкой темной улочки. Там было светло и... все двигалось. Вернее, двигалось за окном. За окном странной комнаты с сидящими друг напротив друга людьми с невероятной скоростью двигался пейзаж. Зимний пейзаж, и он был до боли знаком Илоне.

Тут же она поняла, что это было купе поезда, который ехал по зимней России — где-то в ее степной части. Вернее, несся — Илона никогда в жизни не ездила на такой скорости.

И все это было реально до ужаса, куда более реально, чем призрачный сарай за ее спиной.

Одна из сидевших в купе женщин повернула голову, и Илона увидела ее лицо совсем близко. Пожилая, но молодящаяся дама, одета и причесана немного странно, но это еще не повод внутренне взвыть от ужаса. А с Илоной почему-то именно так и произошло.

— Кто ты?! — мысленно выкрикнула она, и тут же поняла, что женщина тоже видит и слышит ее. Потому что на ее лице тоже отразились ужас и изумление, и она проговорила, словно эхо:

— Кто ты?

Илоне показалось, что она неуклонно вытекает в несущийся по снегам вагон и сделать с этим ничего нельзя.

— Закрой, дура! — раздался крик Дельгадо, в котором звучала неподдельная паника. — Нас же сейчас туда утащит!

Илоне показалось, что он кричит где-то далеко. И ей было плевать, что он кричит. Ей страшно хотелось приблизиться к старухе, глядящей на нее безумными глазами.

Но тут девушка услышала еще кое-что — на сей раз очень громко и резко. И тут же вагон с женщиной исчез.

Илона лежала на соломе. Рядом с ней в клубах удушливого дыма сидел Кромлех и стрелял в неясные на фоне лунного света фигуры.


Кукулькан. Юкатан. Окрестности Йашкукуля. 9.6.8.4.4, и 9 Кан, и 2 Сип (1 мая 562 года)

— А-ах-грр, — резко выдохнул Кукулькан, рубанув секирой по плечу противника.

Фонтан крови брызнул ему прямо в лицо, когда острое железо прорезало толстую хлопковую броню, мышцу, ключичную кость, застряв в грудной клетке. Лицо кукульского воина, только что исполненное ярости, опало, посерело, он тяжело осел на землю. Кукулькана обдал смрад крови и застарелого пота от защитной стеганой курки убитого.

С усилием вырывая из раны лезвие секиры, Кромлех почему-то вспомнил, что долго объяснял кузнецу, как ее сделать. Сам он плохо представлял себе процесс ковки метеоритного железа — в конце концов, был палеолингвистом, а не историком металлургии. Вообще, отсутствие специальных знаний было здесь его каждодневным кошмаром. Но кое-что все-таки он знал, а главное — его понял похищенный с далеких западных гор кузнец из народа пурепеча, мастер от Бога. Или от богов, точнее. Как-то он догадался, что железный метеорит не следует нагревать, долго бил по нему разнокалиберными камнями и, наконец, получил нечто, напоминающее сибирскую пальму или остроконечную глефу, которая в Европе появится гораздо позже.

Впрочем, прообраз этого оружия здесь был — ацтеки потом назовут его тепостапиль, а у майя оно назвалось «разрубающее копье». Обычный деревянный меч макуауитль, скрещенный с копьем те. Края этой длинной плоской дубинки были усажены острейшими пластинками обсидиана. Прекрасное смертоносное оружие, только хватало его всего на пару ударов, потом обсидиан ломался, пластинки вылетали из гнезд, и их приходилось заменять.

Однако менее эффективным оно от этого не становилось. Кукулькан лишний раз убедился в этом, окинув взглядом поле сражения. Обсидиан, кремень и дерево творили здесь ужасные вещи, не уступая стали.