Четвертый кодекс

— А какая разница? Да я и сам не знаю. Важно, что мы сидим тут и разговариваем, хотя между нами тысячи километров.

Вокруг его слов, написанных в воздухе, почему-то закружилась пара бабочек-капустниц, отчаянно трепеща бледными крылышками.

— Зачем говорим? — спросил Евгений.

Лицо дона Хуана из веселого и несколько простодушного мгновенно сделалось холодно-сосредоточенным. Его взгляд буквально толкнул Женьку.

— Мне любопытно, — медленно и как-то отрешенно произнес он. — Я тебя уже давно чувствовал, много лет, но не мог выследить.

— Как это?

— Я охотник. Я выслеживаю. Ты — моя добыча.

Евгений тут точно должен был испугаться — но не испугался. А индеец продолжал.

— Я думал, ты дух. Или другое существо.

— Какое?

— Их много. Неважно. Но ты человек, который может стать видящим. Если учить видеть.

— Что значит видящий?

— Прошедший путь воина. Как я. Или как тот, который тут был.

— Шаман?

— Я же сказал — я охотник. И я воин. И я видящий. А ты уже встал на путь воина — сам, без помощи благодетеля. Что большая редкость, вообще-то. Но в твоем случае главное не это.

— А что?

Не вставая, старик коснулся груди юноши. Тому показалось, что при этом рука индейца фантастическим образом вытянулась.

— Сейчас — вот этот знак.

Палец дона Хуана касался крестика на Женькиной груди. Кромлех считал себя атеистом и с детства не был в церкви. Но крестик надела ему мать, и он отказывался его снимать, даже после нескольких проработок по комсомольской линии. Он был настолько упрям, что активисты перестали на него давить и оставили в покое. Впрочем, скорее всего, сказалось тайное покровительство Большого дома, о котором Евгений еще не догадывался.

— Мой путь знания был искажен людьми с этим знаком, — заговорил дон Хуан.