Четвертый кодекс

22
18
20
22
24
26
28
30

— Зачем? — Евгению действительно было любопытно.

— Потому что сам знаешь, что так правильно, — убежденно сказал дон Хуан. — И потому что возможность видеть, которая у тебя была от рождения, подтолкнул удар, который ты получил в детстве. Эта была та самая точка невозврата, на которой мир схватил тебя и повлек по предначертанному тебе пути.

Евгений и сам всегда чувствовал нечто подобное, но тут заупрямился.

— Мир тут не причем!

— Причем, причем, — хихикнул индеец. — Он поставил тебя на путь, а ты понял, что у этого пути есть сердце.

— Что-что?

— Любой путь — лишь один из тысяч, — пояснил дон Хуан. — Но воин выбирает только путь с сердцем. А ты воин. Вернее, можешь им стать.

— Предположим, я уже выбрал свой путь, — заметил Кромлех.

Дон Хуан замотал головой.

— Ты про записи моих предков, которые хочешь читать? — спросил он с некоторым презрением. — Они совершенно не важны. Знание записать невозможно. Зафиксированное знание обращается в свою противоположность. Все, что ты хочешь узнать о тех людях, расскажу тебе я. Или они сами...

Уже некоторое время юноша чувствовал за словами индейского колдуна что-то... некое двойное дно. Даже мерцание его фраз в воздухе стало казаться хитрым и двусмысленным.

— Что ты знаешь о моем пути? — резко спросил Женька и почувствовал, что и правда задет.

Гулкий смех индейца стал его раздражать. Правда, на сей раз дон Хуан лишь хохотнул.

— Да все, — ответил он. — Я же сказал, что курю тебя. А это значит, что все твои тайны — мои.

Он хитро взглянул на юношу.

— Думаешь, твоя тайна — такая уж тайна?

— Ты о чем? — Женька встревожился.

— Да о том свитке, который белые украли из мертвого города, а ты украл у них.

В воздухе перед ними появилось видение сложенного гармошкой свитка, покрытого причудливыми значками.

«Это галлюцинация, его на самом деле нет», — успокаивал себя Евгений.