Я поняла, что мой мозг закоротило настолько, что сама же и вскарабкалась верхом на этого мужчину.
— Боже мой! — пропищала я стыдливо, собираясь вернуться на место, а лучше — умчаться на край света.
— Нет! Не пущу! — пророкотал Рома и заставил меня теснее прижаться к нему.
Плотные, совсем неромантичные и несексуальные, утепленные колготки прочно защищали меня от всяческих посягательств Львовского. Однако мое простенькое трикотажное платье задралось до талии, и я прекрасно чувствовала все, на чем сидела.
Вернее, на ком.
Львовский вжимался в меня. И никакая одежда не мешала ощутить его возбуждение.
Я судорожно сглотнула. Даже сквозь дикий гул в ушах я слышала грохот мужского сердца. Взгляд его красивых глаз плавил меня, а кровь заставлял дико и безумно мчаться по венам.
— Не отпустишь? — тихо, позабыв о гордости, прошептала я.
Я боялась услышать ответ. Боялась поверить словам. Боялась того, что слова — всего лишь слова, пустой звук, ничто.
— Не смогу, — горько усмехнулся он.
Я смотрела, как глаза Львовского темнеют, как в них зарождается пламя. Чувствовала, как дрожит его рука, обхватившая мой затылок.
— Думал — пройдет, думал, ты такая же, как другие, Ратти, — хрипло прошептал он, перебирая мои волосы и следя жадным взглядом за своими действиями. — А все хреново, девочка. Не знаю, что ты сделала, чем приворожила. Но это, млять, как ад.
— Та женщина в ресторане? — прошептала я и тут же прикусила щеку изнутри.
Зачем я это спрашиваю? У меня ведь нет ни единого права, чтобы задавать такие вопросы! Я никто для него!
— До тебя — да. Сейчас все иначе. Сейчас не нужен никто, — пробормотал Рома, обнимая меня крепче и упираясь лбом в мое плечо.
Я поняла, что жадно дышу запахом его волос. И, кажется, улыбаюсь. Блаженная, наверное. Не иначе.
— Сейчас, Ратти, я даже подрочить нормально не могу, не говоря уже о том, чтобы заниматься сексом с другими, — выругался Рома, а я прикусила нижнюю губу. — Ни хрена не смешно. Он бунтует.
— Кто? — переспросила я.
Рома пошевелился, перехватил мою руку и вдруг прижал к своему телу, заставляя меня ладонью обхватить ту часть, которая, по словам Романа, бунтовала.
— Он! — пояснил Роман.