Самозванка. Кромешник

22
18
20
22
24
26
28
30

— Мессир Гуинхаррэн. Полагаю, это справедливо для нас обоих.

— Воистину, — Корсак туже запахнулся в корзень. — Перейдём к делу. А то, знаешь, красотами здешними по нынешней поре не шибко сподручно любоваться: того и гляди застудишься, кашлять начнешь…

Фладэрик на Советника глянул чуть пристальнее и невольно фыркнул.

— Блодвэна за мной послал?

— Какое там, — отмахнулся Гуинхаррэн. — Себе дороже. Уж больно ты ловок. Случайно я твоего дружка углядел. Приметный он. К тому же, Шуйца при Стяге.

В такие случайности прелагатай не верил, но покладисто изобразил малахольную наивность и покивал. Эзра, ёжась, вновь подтянул богатый корзень.

— Волей-неволей за такими приглядываешь, — добавил он негромко.

Выходит, Блодвэна приставили к Эльзанту.

Адалин молча устремил взгляд над сизыми сосновыми шапками и островерхими макушками ёлок за Эреттурн, навстречу медленно восходившему в палевой дымке солнцу. Советник привычно щурил продолговатые, хитрые глаза и тоже наблюдал.

— Зачем ты… прикрываешь меня, Эзрель?

Обыкновенно не слишком ласковый, низкий и хриплый, что звук смалывавших зерно жерновов, голос прелагатая сделался особенно угрюм. И вызывал теперь ассоциации с разбуженными медведями. Гуинхаррэн усмехнулся без тени веселья на лисьей физиономии.

— Я всё объяснил. Ты талантлив и полезен долине.

— Чушь. А впрочем, ляд с тобой, — Упырь обернулся. — На тебя донесли. Канцлер уже отписался Её Величеству. Жди нарочных.

В лице Советник не переменился. Разве характерный прищур стал жёстче.

— Надеюсь, у тебя высокий болевой порог, — заметил Адалин.

— Весьма любезно с твоей стороны, благодарю, — не дрогнув, галантно поклонился Эзрель. — Предупреждение запоздало. О слухах мне доносили давно. Полагаю, место моё долго пустовать не будет?

— Понятия не имею, — чуть не брезгливо дёрнул плечами старший Адалин. — Я собираюсь… покинуть Олвадарани.

— Ничего не знаю и знать не хочу, — откликнулся Эзрель с занятной поспешностью. И ухмыльнулся, покивав. — Да, мой болевой порог много уступает твоему. Спыток могу и не выдержать.

— На то они и спытки. — Фладэрик вернулся к рассеянному любованию пейзажем, уже наливавшимся дневными соками.

В казарме прогремела первая побудка.