На хозяйственном дворе откликнулась изобильная замковая живность, засновала поднятая с могильников Голоземья обслуживавшая её сдыхоть. Ясновельможная братия мало интересовалась жизнью слуг. Хозяйственная возня их не занимала. Как, впрочем, и многое другое.
Адалин напряжённо потёр зажившую, наконец, бровь и сосредоточенно пересчитал мглисто-бурые ёлки.
— Что, даже не спросишь про мой план? — насмешливо уточнил Корсак.
Упырь с непроницаемым видом покосился на рыже-бусого Советника и пожал плечами.
— Полагаю, он существует.
Эзра, всё так же иронично щурясь, с вивисекторским любопытством пялился в ответ.
— А мессир Советник достаточно проницателен, дабы сохранить его при себе, — заключил Адалин и растянул губы в холодной улыбке, мало напоминавшей любезную.
Неизвестно чем позабавленный Гуинхаррэн живо покивал:
— О, да, мессир Советник достаточно проницателен. И заметь, он даже не просит подробностей.
Фладэрик поморщился, изобразил досадливое непонимание, которого Эзра, видимо, ожидал. Корсак тряхнул пепельно-рыжей шевелюрой. Узкие, тёмные щели глаз не смеялись.
— Донос. Ты, я полагаю, прочёл его, пока обследовал покои Её Величества.
Упырь легко поклонился, отчего въедливая ухмылочка командира сделалась ещё ехидней. Лицо источало скабрезность, будто свежие соты — мёд.
— Как тебе это удаётся? — вопросил Эзра почти с восхищением.
— Она довольно легкомысленна в некотором отношении.
Ветер рассеянно чесал хвойные шапки могучего королевского бора, ёлки дремотно раскачивались под пальцами-сквозняками, шуршали скрипучими стволами пушистые сосны. Над чащей, блеща конопатой черепицей, едва различимые зыбкими лучинами-росчерками, высверкивали кровли башен, шпили и флюгера.
Эзрэль расхохотался.
Упырь едва поборол желание смазать соплеменнику по физиономии и удивлённо обернулся. Но хитро блещущие зенки Советника смотрели с неподдельным восхищением. Гуинхаррэн, слегка откачнувшись, демонстративно разглядывал прелагатая и мину корчил красноречивую. Фладэрик высокомерно вздёрнул подбородок.
— О, нет-нет! — бравурно воздел ладони Советник. — Не надо испепелять меня взглядом. Я совсем не это имел в виду.
Язвительное покаяние насквозь проросло издёвкой. Но Упыря отчего-то проворно охладило. Адалин лишь скривил губы и машинально положил ладонь на пояс, запоздало констатировав отсутствие сабли. Эзра характерный жест приметил и фыркнул.
— Воистину, доблестный муж, краса и гордость. Вопрос только, чего, — интонация неуловимо переменилась.