— Ледат! — От наполненного отчаянием и страхом девичьего крика меня бросило в дрожь. Сердце сжалось, из груди будто вышел весь воздух. Я и не думал, что снова услышать голос Виолетты будет так мучительно прекрасно. — Троцкий, чёрт тебя побери, где ты?!
— Здесь он, — ворчливо ответил ей Клоун. Кирилл Ильич наклонился и помог мне приподняться. — Жив-здоров, чертяка! Говорят, тебя бабки спасли? Теперь поверю, что деньги творят чудеса!
— Ледат, — недотрога упала передо мной на колени и, не обращая внимания на грязь, крепко обняла.
Внезапно перед глазами потемнело, а, когда прояснилось, мелькнуло бледной лицо Виолетты, её расширившиеся от ужаса глаза и быстрый говор Клоуна:
— Пуля пробила пачку и попала в грудь. Выходного отверстия нет, значит, она внутри. Вано, вызывай скорую…
— Да какая, твою мать, скорая?! — простонал тот. — Тут вертолёт нужен!
— К сожалению, вертолёта в гараже у меня нет, — рыкнул Кондратьев.
— У меня есть. — Виолетта сказала это тихо и чересчур спокойно, даже по-деловому. — Точнее, у отца. Скоро будет…
Её приятный голос потонул в шуме ливня. А, может, это был не дождь. Сопротивляясь тёмной волне, которая грозила утянуть меня в вязкую глубину беспамятства, я шепнул:
— Недотрога… Люблю… Всегда любил…
Глава 44. Виолетта
Не знаю, как я оказалась рядом с Ледатом, воспоминание об этом растворилось в ледяном ливне, смешалось с грязью, кануло в лету. Всё, что осталось — биение сердца и отчаянная надежда.
Когда я увидела кровь на футболке Троцкого, едва с ума не сошла! Остальное перестало иметь значение. Похороненные мечты о большой сцене, моя детская обида на родителей и желание оставить Ледыша в прошлом, даже позволить ему быть с другой…
Всё это исчезло. Ушло безвозвратно, как это лето. Поэтому я ни секунды не сомневалась, когда звонила отцу. И я не собиралась просить, а требовала, потому что не представляла себя в мире, где нет Ледата. Оказалось, что я могла существовать только, если дышал он. Смеяться, если улыбался он. И цеплялась за жизнь Троцкого сильнее, чем за свою собственную.
— Он не умрёт, — твёрдо заявила тем, кто прилетел по приказу моего отца.
Сама первой села в вертолёт, чтобы больше никогда не оставлять того, кто мне дороже всего на свете. Держала за руку, шептала подбадривающие слова, и было всё равно, что Троцкий был без сознания. Я верила, что он слышал меня.
Когда мы прилетели в лучшую клинику столицы, и Ледата повезли на операцию, меня задержали у дверей, которые сошлись с шелестом, царапнувшим сердце. Будто отрезали часть меня, оставили истекать болью и неведением. Я упала на колени, намереваясь ждать сколько придётся.
— Милая, ты должна отдохнуть…
Голос прозвучал тихо и мягко. Мама? Откуда она здесь? Наверняка отец позвонил. А где он сам? Возможно, стоял рядом, но я не смогла заставить себя оторвать взгляд от закрытых дверей, будто в любую секунду на пороге мог появиться Ледат, живой и здоровый. Но если отвернуться, то случится нечто страшное.
— Хочешь воды?