Блеск

Серкан кивнул:

— Как дикие кошки. Мне, конечно, стыдно говорить такие вещи, но в женских драках есть что-то завораживающее… Что-то возбуждающе дикое, корнями уходящее в первобытные времена. Когда мне наконец удалось разнять их, у Бельской были выдраны волосы и расцарапана щека, а у Ковалевич сломан нос.

— Ничего себе… Хорошо хоть не поубивали друг друга.

— Кстати, вон и она, — оживился Серкан, кивнув в сторону приближающейся пары — Ковалевич и ее дочери Евдокии. На девушке было опрятное приталенное платье нежно-фиолетового цвета, но даже оно не могло сгладить угловатые черты подростка. На взгляд Анна прикинула, что Дусе от силы лет пятнадцать-шестнадцать.

— У Ковалевич лангетка на носу, — заметила она. — Что ж, нужно иметь смелость прийти на подобное мероприятие с таким шнобелем…

— А вон, видишь, немолодой мужчина?

Иванушкина закрутила головой.

— А, вижу… Какой-то он потрепанный, — заметила она.

— Ну, чуток есть. На самом деле это известный художник Гордеев, — пояснил Серкан.

— Ого! Да, слышала про такого. Говорят, к нему сумасшедшие очереди на портреты.

— Так и есть. К слову, Бельская с Ковалевич тоже ему позировали…

Видя, что художник направляется прямо к ним, турок пояснил:

— Он немного странный, но его картины действительно заслуживают внимания.

— Да? — отозвалась Анна, словно думая о чем-то своем. — Нужно как-нибудь ознакомиться…

Она внимательно смотрела на сухопарого седоватого мужчину лет шестидесяти пяти в мятом пиджаке. Про себя Анна решила, что больше всего Гордеев смахивал на страдающего похмельем старика, а не на уважаемого художника.

— Прекрасная сегодня погода, не правда ли? — с улыбкой воскликнул Гордеев. Он поклонился Серкану, и тот подал ему свою крепкую руку, которую старик пожал.

— Рад вас видеть, — сказал Серкан. — И очень рад знакомству. Надеюсь, этот вечер будет таким же приятным для вас, как и для меня.

Анна обратила внимание, что Гордеев не сводит с нее глаз, и на мгновение смутилась. Может, пожилой художник ее где-то видел?

Между тем к Серкану подошла Ковалевич с дочерью, и он переключил свое внимание на них.

Видя, что турок занят, Иванушкина собиралась уже уйти, как неожиданно к ней обратился Гордеев: