Очередной визит в Управление КГБ по Минску и Минской области пришёлся на вторую половину зимнего дня и оказался намного короче первого: Сазонов перехватил Лёху буквально у крыльца и повёз на служебной машине в «американку». Опер тихо вздохнул про себя: ехал бы на метро к центральному офису КГБ, а не на перекладных от Площади Победы… Сазонова, похоже, заботы о столь мелких удобствах и неудобствах лейтенанта Давидовича не слишком волновали.
Следственный изолятор КГБ, несколько более опрятный по сравнению с изоляторами, используемыми МВД и Следственным Комитетом, расположился внутри квартала, достаточно безобидного на первый взгляд. На близость тюрьмы ничто не указывает, пока к ней не приблизишься. Следственная тюрьма на улице Володарского, наоборот, видна издалека.
Серб, о задержании которого трубили все СМИ, интернет-форумы и блоги, даже садоводческие и спортивные ресурсы, был неприметным мужчиной лет тридцати пяти, с тёмно-русыми волосами, пробитыми глубокими залысинами. Невыразительные глаза прикрыли очки в жёлтой металлической оправе. Одутловатое лицо с нездоровым цветом кожи выражало мрачную решимость.
— Стефан Стоянович, — Сазонов начал заполнять на ноутбуке протокол допроса: год рождения, место рождения, гражданство, адрес проживания в Беларуси. Арестант отвечал, уже успевший привыкнуть к процедуре. — По поводу тройного убийства на Севастопольской спрашивать не буду. Меня интересует другое — ваша причастность к теракту 30 декабря в магазине «Заряна» на Калиновского.
Следственный кабинет, хоть и обладал некоторыми специфическими атрибутами, как то прикрученная к полу мебель — стол и табуреты, а также отсутствием каких-либо других предметов обстановки, ничуть не напоминал «застенки кровавой гэбни», воспетые в фольклоре. Стоянович обвёл глазами крашеные стены, однообразно ровные, взгляду не за что зацепиться.
— Непричастен.
Серб говорил по-русски чисто, с небольшим южным акцентом.
— А объективные данные указывают на другое. Однотипное бризантное вещество — аммонал. Тот же способ подрыва — детонатор из двуперекиси ацетона. Аналогичный метод направления полёта шрапнели — металлический ящик. Почерк одинаковый, Стоянович.
Сазонов переплёл пальцы рук и требовательно вперился в обвиняемого.
— К троице в «Линкольне» добавить ещё четыре души? — серб покачал головой. — Тогда уж меня прихлопнут наверняка.
— Вряд ли это признание что-то изменит. Я не судья и не решаю о мере наказания. Но подумайте сами. У нас приговаривают к исключительной мере за убийство двух-трёх человек, вы осведомлены. А тут — теракт. Есть вариант выдать вас Соединённым Штатам, однако тогда дело приобретёт ярко выраженный политический оттенок, моё начальство это не любит.
— А раз вам не хочется лишний раз ссориться с американцами, вы грохнете меня…
— К сожалению, да. Примерно через полгода после вступления приговора в законную силу вас расстреляют. Я так предполагаю.
У Лёхи, молча наблюдавшего диалог со стороны, возникло ощущение дежавю. Точно также Цыбин объявил толстой продавщице, преступно не нарезавшей огурец с колбасой: вас расстреляют. Но какая огромная разница между шалостями на уровне районного ОБЭП и расследованием особо тяжких преступлений!
Землисто-бледная физиономия Стояновича покрылась бордовыми пятнами. Он шумно вздохнул и прижал кулаки к лицу. Одно дело — предполагать, а другое — вот так откровенно услышать, что конец неизбежен и очень близок. Потом его прорвало.
— Да вы хоть понимаете, зачем я это сделал?! Я убил американцев! А-ме-ри-кан-цев! Они возомнили, что имеют право бомбить любой город на Земле, убить любого без суда и следствия… И всё ради «свободы», «демократии» и этих грёбаных «западных ценностей»! Да плевать я хотел на их ценности и «демократию», если всё это дает право свободно убивать! И нет иного способа остановить этих мерзавцев, чем объявить им войну. Всем! Как мусульманский джихад. Чтобы каждый амер знал: пока они голосуют за своих президентов, белых или чёрных — всё едино, голосуют за их политику с правом убивать любого в любой точке планеты, то и мы имеем право казнить американцев только потому, что они американцы! Я специально сварил ящик с толстыми стенками, чтоб обрезки арматуры летели только вперёд! Белорусы же не пострадали…
— Я в курсе, что в Белграде от натовских бомб погибла ваша семья, — бесстрастно ответил Сазонов. — Но вы не можете знать, кто именно сбросил бомбу на ваш дом. Белград бомбила знаменитая французская «Нормандия», та самая «Нормандия-Неман», что воевала вместе с Красной Армией против нацистов. Считаете, и французов надо убивать? Сколько? Половину Парижа? Или сотню-другую хватит для острастки? Потом займётесь британцами, они тоже отметились в Югославии?
— Демагогия, — отмахнулся серб. — А если бы так бомбили Минск? Сидели бы и рассуждали об общечеловеческих ценностях…
— Это вряд ли. Нападение на Беларусь равноценно нападению на Россию. В ответ можно схлопотать «Искандер». Да и ПВО здесь сильнее, чем у Белграда. Но я отвлёкся, — Сазонов наклонился вперёд. — Убийство трёх человек на нашей территории мы и рассматриваем как нападение на нашу страну. И то, что преступление совершено выходцем из дружественной Сербии, ничего не изменит. Собственно, на что вы рассчитывали?
— Что удастся сбежать. Вы же до сих пор не знаете толком, кто взорвал тот магазин, а сколько недель прошло… Я купил это смешное ведро с болтами, называемое «Запорожец», у него удобный багажник впереди. Не переоформлял, просто забрал документы, дед, хозяин, даже лица моего толком не видел… Мобильный телефон сразу выбросил. В ближайшем подъезде переоделся, сбросил фальшивую бороду, потом избавился от рюкзака со всей этой маскировкой.