— Наш сотрудник взял русского связника. Гауптштурмфюрер, доложите коллеге обстоятельства дела.
Первый укол. Шеф невзначай уравнял меня, ординарного клерка, с гестаповским генералом, объединив нас в расплывчатую категорию «коллег». Пока их диалог не перерос в дуэль, торопливо кладу на стол расписки.
— Подпись Лемана, советского агента по кличке Брайтенбах.
В трех словах рассказываю историю провала связника и почтительно умолкаю.
— Кто еще знает?
— Мы трое, — заверяет Шелленберг. — Мы только из камеры.
— Вы, молодое дарование, воздержитесь от откровений с дядюшкой.
— Да, герр бригадефюрер. Но, должен заметить, он всегда в курсе главных операций. Я не один, кто стучит.
Мюллер оттягивает пальцем ворот форменной рубашки, будто галстук вероломно решил его задушить, и разражено крутит головой. Потом вскакивает, чтобы нервозно пробежаться к окну, декорированному, как и все кабинеты правительственных служб, плотными черными шторами. Ночью нельзя без светомаскировки.
Мы терпеливо ждем окончания его телодвижений. Гестаповец лихорадочно ищет выход. Я робко встреваю.
— Разрешите? Сначала отработаем Лемана. Вдруг это русская провокация?
Мюллер явно хотел бросить резкость, но сдерживается, злобно сверля взглядом. Конечно, первое ведро навоза на голову достается вестнику, принесшему дурную новость.
— Естественно. Но мы должны знать, как действовать, если ваша дикая версия подтвердится.
И тут вступает Шелленберг. Наверно, именно это он имел в виду, когда говорил о сбросе козыря.
— Официальный ход давать нельзя. Главное, чтобы Гиммлер не узнал.
Мюллер, не предложивший нам присесть, приближается к моему шефу вплотную. Руки за спиной, сапоги широко расставлены, морда с выпяченной челюстью — ни дать ни взять полицай Веймарской республики перед разгоном демонстрации. Шелленберг нехорошо скалится. В этот миг они чрезвычайно похожи — два поджарых, коротко стриженных хищника, стареющий и молодой, низкий и высокий.
— Позже ты не сможешь меня шантажировать, Вальтер. Гиммлер не простит, что ты скрыл от него русского шпиона в РСХА.
— Не собираюсь. В следующий раз, когда приготовите козни против моего управления, вспоминайте этот мартовский день.
Мюллер вторично дергает многострадальный воротник. Рука с короткими волосатыми пальцами тянется к телефонной трубке.
— Я отправлю Лемана к вам. Возьмите диктофон. Если признает… не хочу его видеть.