Шелленберг кивает. Без слов ясно, что завершение операции ляжет на мои плечи, чтоб не расширять круг осведомленных.
Около семи вечера Леман идет к нам на Принц-Альбрехтштрассе, я встречаю его у входа и усаживаю в «хорх».
— Что за спешка, гауптштурмфюрер? Почему просто не отдали дело в Гестапо?
Он, равный мне по званию, держит себя как большая шишка. Не удивительно, Леман руководит самым важным подразделением в контрразведке, многие годы на хорошем счету. Насколько я успел узнать, претендует на кресло главы всей контрразведки Гестапо, если его нынешний хозяин, Хуппенкотен, отправится на повышение. Да с такого агента любое шпионское ведомство обязано пылинки сдувать!
— Вы сами должны это увидеть.
Я выруливаю в сторону Мюллерштрассе. Нам предстоит недлинная дорога к лесочку на пути Хеннигсдорф. Леман с кислой миной поглядывает на темные витрины магазинов. Сыро, с неба сыплется мокрая пакость, оседая на ветровом стекле. Британцы вряд ли прилетят, но зажигать городские огни никто и не подумает.
Он еще ни о чем не подозревает, только сердится на лишнее отвлечение от повседневных дел. Мясистая нижняя губа брезгливо оттянута. От Лемана остро пахнет — одеколоном, подмышками и чуть-чуть коньяком.
Я проезжаю африканский квартал со странными названиями улиц — память об утраченном колониальном прошлом. Сзади начеку Маер. Наш пассажир вновь проявляет нетерпение:
— Что я должен увидеть?
Небрежно кидаю ему на колени расписки.
— Русский ехал на встречу с агентом Брайтенбахом.
— Вот дерьмо…
По моему сигналу Маер наваливается сзади, вытаскивает у Лемана пистолет.
— Не буду унижать вас обыском. Просто возьмите наручники из перчаточного ящика, наденьте, и поговорим.
Он подчиняется, еще не в силах осознать до конца, что произошло.
— Кого же они прислали?
— Полное ничтожество. Засветился в Париже, вас назвал, как только у него нашли эти расписки.
— А что вы хотели? Русские до войны истребили весь цвет своей разведки.
Не отпирается, идет на контакт. Наверно, тешит себя надеждой — коль его потрошит СД, а не Гестапо, есть вероятность, что сохранят жизнь ради сложной шпионской комбинации… Я лишаю его надежд.
— Вы же понимаете, Мюллер не желает придавать гласности, что под его крышей свили гнездо русские.