Отец пялился в телевизор не отрываясь. Мать заметила мальчика и покосилась на него, как всегда, с беспокойством. Он помнил, что раньше – когда она еще могла по-настоящему видеть его – ее голубые глаза были красивыми и ясными. Теперь они подернулись белесой пеленой и смотрели не на мальчика, а скорее сквозь него.
– Почему приезжала полиция? – спросил он.
Отец только хрюкнул.
– Из-за школы, – сказала мать. – Говорят, если ты не будешь туда ходить, они опять приедут и заберут тебя. Ты прогуливаешь? И что же ты делаешь вместо уроков?
– Я не пришел всего два или три раза. Помогал одной девочке, которая болеет. Ходил к ней домой, чтобы она не очень сильно отстала от программы. А живет она на конном дворе.
Заранее он ничего не сочинял. Слова лились из него свободно, как будто он говорил чистую правду. На самом-то деле он только мечтал о том, чтобы это было правдой.
– Она упала с коня и чуть не умерла. Я ей помог, – добавил мальчик.
Отец опять хрюкнул и почесал пах.
– Ух ты! – произнесла мать между двумя затяжками. – Но в школу, сынок, все-таки ходи. Мне здесь полиция не нужна, ты понял?
Еще не кончив говорить, она уже перевела взгляд с мальчика на окно. Ее пустые глаза не выражали ни малейшего интереса, ничего не видели и не понимали.
Мальчик постоял на пороге, посмотрел на родителей и спросил себя, хватится ли их кто-нибудь, если он принесет из сарая канистру с бензином, разольет ее содержимое по гостиной и бросит спичку.
– А вот так Ким Ландау выглядит сейчас, – сказал комиссар Кернер, выложив три фотографии на стол своего бременского коллеги Йохана Шалля.
– Вы уверены, что это она? – спросил тот, оцепенев.
Йенс сидел здесь уже десять минут. На момент похищения Ким Ландау жила в Бремене, поэтому расследование вел Йохан Шалль.
– Мы не смогли сравнить отпечатки, потому что кончики пальцев сильно повреждены. Такое ощущение, будто кожу постоянно стирали – изо дня в день в течение нескольких лет. Генетический тест еще не готов. Но перед смертью женщина повторяла свое имя. Наконец мать ее опознала. Значит, и мы можем не сомневаться: это Ким Ландау. Вернее, то, что от нее осталось.
Чем дольше Йенс смотрел на фотографии, тем более жгучую ярость вызывала у него страшная судьба девушки, и тем сильнее ему хотелось поймать монстра, который за всем этим стоял.
– Она повторяет свое имя? – переспросил Йохан Шалль.
– Повторяла, – поправил Йенс. – Послушай сам.
Он положил телефон на стол и включил запись, которую сделал, когда первый раз пришел в больницу Марии Помощницы. Сначала послышался неясный шум, а потом – тихий голос Ким Ландау, который Йенс однозначно идентифицировал бы как женский, даже если б не знал, кто говорит: «
– Ну и так далее, – сказал Йенс, выключая плеер. – Ничего другого она не говорила. Эта запись сделана на следующий день после того, как мы ее задержали, а свое имя она произнесла в ту ночь, когда откусила себе язык.
ebooksa