Йенс не сомневался, что история Ким Ландау как-то связана с той частью Черных гор, которая подступает к Гамбургу. Эту связь надо было найти, причем как можно быстрее. Поэтому под конец такого напряженного дня, как сегодняшний, он направился сюда – в усадьбу, где прошло детство Ким. После развода ее отец жил здесь один.
Не сумев связаться с герром Ландау по телефону, Йенс решил положиться на удачу и приехать просто так. Для визита к родителям погибшего Беньямина Шнайдера было уже поздно, и его пришлось отложить на завтра. Как жаль, что в сутках всего двадцать четыре часа! Даже если ты пытаешься спасти человеческую жизнь, дополнительного времени тебе никто не даст.
От Герлинды Ландау Йенс узнал, что в девяностые годы ее муж организовал сеть салонов видеопроката и на этом разбогател. Когда на смену кассетам и дискам пришли стриминговые сервисы и скачивание, он обанкротился. Какую часть прежнего состояния ему удалось сохранить, не знала даже жена.
Односторонняя дорога тянулась через поросшие лесом холмы. Ориентируясь по навигатору на телефоне, Йенс доехал до едва заметной развилки, где брала начало изрытая колесами гравийная полоска, петляющая среди хвойных деревьев. Он остановил машину и, оглядевшись, увидел камеру, закрепленную на высоте трех метров, но не смог понять, работает она или нет. Ни домофона, ни даже звонка не было – только кирпичный столб с почтовым ящиком. Йенс свернул на гравийную дорогу. Глубокие колеи, размытые дождями и к тому же испещренные кратерообразными ямами, позволяли двигаться только со скоростью пешехода. Старательно объезжая наиболее опасные выбоины, Йенс страдал вместе с дисками своей Красной Леди.
Через пару минут в свете фар возник большой совершенно темный дом. Остановив машину посреди засыпанного щебенкой двора, но не заглушив двигатель, комиссар осмотрелся.
На первый взгляд усадьба казалась заброшенной. Может, герр Ландау уже не жил здесь? Что, если банкротство, развод и потеря единственного ребенка сломали ему хребет, и он уехал из этих мест? Бывшая жена об этом ничего не говорила, но не факт, что она сама была в курсе.
У Йенса возникло странное чувство. Еще по пути сюда он спрашивал себя: «Насколько же глубокие противоречия должны разделять родителей Ким, если они не сошлись даже теперь, когда их дочь появилась после четырехлетнего отсутствия – только для того, чтобы покончить с собой? Будь люди хоть сто раз в разводе, разве не естественно было бы постараться утешить, поддержать друг друга в такой тяжелый момент?»
«Кто бы говорил!» – возразил Йенсу его же внутренний голос. Со своими женами, которые давно уже нашли себе новых мужей, он почти не поддерживал отношений. Причина заключалась в нем, и он это понимал, но все равно не мог заставить себя позвонить бывшей в Рождество или в день рождения, после того как ему целый год не хотелось с ней общаться. Так что если он и был теперь никому не нужным засранцем, то по своей же вине.
Сейчас Йенс почему-то вспомнил Ребекку. Когда он приехал за ней в санаторий, она сказала своему курортному поклоннику, будто он ее муж, по чьей милости она очутилась в инвалидном кресле… Йенс до сих пор еще не совсем переварил тот эпизод.
Достав телефон, он набрал номер Ребекки. Было, конечно, уже поздно, но, может, она еще не спала? Он уже собирался нажать на отбой, когда она взяла трубку.
По тому, как Бекка произнесла «Привет», Йенс сразу понял: что-то не так. Он прекрасно распознавал ее душевное состояние по голосу. С бывшими женами ему этого не удавалось.
– У тебя все нормально? – спросил он.
– Да. Задремала перед телевизором.
– Извини, если…
– Всё в порядке. Ты еще разъезжаешь?
– Да, осталось одно дельце… Потом сразу домой. Устал, как собака, но хотелось бы поговорить с отцом Ким Ландау.
– А чего звонишь?
Этот вопрос неприятно кольнул Йенса. Уж не помешал ли он чему-нибудь? Его фантазия тут же нарисовала ему одноногого Казанову, весело скачущего по квартире Ребекки…
– Да так, ничего важного, до завтра подождет.
– Говори давай!