– Наверное, ей было тяжело об этом думать. Слишком печальная тема.
– Ты когда-нибудь разговаривала с ней об этом?
– Да. – в голосе мамы послышалась беспомощность. – Но не получилось.
– Жаль.
– Мне тоже.
– А дедушка? Он рассказывал?
– Иногда. Он не говорил о войне, если его не спрашивали, но иногда упоминал какую-нибудь косвенно связанную с ней историю, но это почти всегда было неожиданно. – Мама почти рассмеялась. – Однажды я сказала папе, что ненавижу брюкву, и он ответил, что тоже ее ненавидит, потому что в последние два года войны немцы забрали всю картошку, и у них осталась только брюква.
– Погоди, они забрали картошку и оставили брюкву? Зачем? Брюква ведь намного полезнее картошки.
Она фыркнула.
– Наверное, у них вкус был лучше.
– Хм, у немцев отвратительные вкусовые предпочтения.
Мама засмеялась.
– Я соскучилась по тебе.
Я стиснула в руке телефон, преисполненная внезапным приливом любви к ней, к папе и к тому, как всегда они меня поддерживали и никогда, вообще ни разу не показывали своего разочарования или отчуждения.
– Я тоже соскучилась. Ты прекрасная мама.
– Правда? – удивленно переспросила мама. – Спасибо.
– Люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю.
«Кого бы ты выбрала? – нравилось спрашивать маме. – Маму Нико или меня? Маму Хейли или меня?»
И хотя я бы каждый раз выбирала маму, независимо от моих истинных чувств, я говорила «тебя» не только из почтения к родителям. Я отвечала «тебя», потому что это было искренне. Потому что я всегда выберу ее. Из всех людей в этом мире я выберу свою маму.