Сэм вешает трубку, а я остаюсь сидеть с телефоном в онемевших руках.
Помни, какой Мейкон на самом деле. Или каким он был?
Телефонный звонок Сэм не дает мне покоя. Пытаюсь отогнать это чувство прочь, но ее обидные фразы продолжают крутиться в голове. Я не могу избавиться от них. Они преследуют меня, даже когда я направляюсь в место, которое обычно делает меня самой счастливой, — на кухню. Они эхом разносятся повсюду, как злополучная мелодия, когда я режу лук, от которого щиплет и слезятся глаза.
— Забудь об этом, — бормочу я, вытирая рукавом уголок заплаканного глаза. — Это всего лишь слова. Это не значит, что она права.
— Ты плачешь? — Мейкон стоит у входа в кухню, нахмурившись. Мгновение я просто смотрю на него, вспоминаю его бронзовую кожу, бисеринки воды и то, как он кончил в моей руке со стоном, который, казалось, вырвался из самой глубины его широкой груди.
Мое лицо пылает жаром. Должно быть, Мейкон заметил это, поскольку его лицо расплылось в ухмылке. В чернильных глазах пляшет озорство и нежность.
— Лук. — Я откладываю нож, чтобы вымыть руки и сполоснуть лицо прохладной водой. — Этот особенно свиреп.
Мейкон не спеша подходит ко мне, на его губах играет довольная ухмылка. А я стою здесь, нервная, как кошка с блохами. Остановившись передо мной, он протягивает руку и нежно касается мое щеки, ловя капельку воды, которую я пропустила, когда вытирала лицо. Я пытаюсь не вздрагивать. Но безуспешно.
Хмурый взгляд возвращается.
— Ты в порядке?
Я понимаю, что он спрашивает не только о проклятом луке.
— Да.
Его взгляд не меняется.
— У тебя что-то на уме.
Это не вопрос. Становится почти невыносимо терпеть это неприятное, отвратительно чувство, делающее меня нервной.
— О чем ты думаешь? — спрашивает он тихим, обеспокоенным голосом.