Дорогой враг

22
18
20
22
24
26
28
30

Я делаю глоток напитка. На мгновение я снова очутился на юге в летний день и ем сочную ежевику прямо с куста. Хрустящий арахисовый шарик тает во рту, напоминая мне о вкусном и слегка сладковатом печенье, которое пекла для нас мама Делайлы. Это столь яркое воспоминание словно возвращает меня в детство, и, готов поклясться, я практически чувствую солнце за спиной.

После легкой закуски и напитков, Делайла усадила нас, и нам подали наши первые блюда.

— Устрицы, украшенные сверху мелко нарезанным арбузом и перцем хабанера, — говорит официант, ставя передо мной тарелку. Это маленькое произведение искусства.

— Сегодняшнее меню, — рассказывает нам Делайла, — поведает о всех моих идеях. В нем отражается то, что я люблю и чем дорожу. Хотя я приготовила все блюда из ингредиентов из меню на неделю.

— Только не говори «прямо с фермы на стол», — говорит Ронан. — Это коронная фраза давно умерла.

Делайла слегка улыбается.

— Я оставлю на вас новую коронную фразу. Для меня хорошее блюдо создают хорошие ингредиенты. Моя задача — брать лучшее и превращать их в шедевр.

Он очарован. Иначе быть не могло. Она великолепна.

— В этом-то и весь фокус, разве не так?

— Это не фокус, мистер Келли. Это любовь. Любовь к еде и желание показать людям, как сильно они тоже могут ее любить.

Они начинают говорить о делах, а я снова отвлекаюсь на еду Делайлы. Устрицы перемещают меня на берег океана в дневную жару. Она подает нам печенье с кремом и персиковым повидлом, которые на вкус точь-в-точь как те, которые мы ели за столом ее мамы во время воскресного ужина, только намного вкуснее. Эти мне хочется поедать снова и снова. Панна котта на пахте с креветками и свежими овощами переносит меня на субботний пикник на заднем дворе дома Делайлы, когда мы объедались сочным горошком, сладкими помидорами и хрустящими огурцами. Нежные креветки и терпкая пахта соединяют воспоминания детства на одной тарелке.

В то время я не придавал большого значения еде, и это словно плевок в лицо. Как ни странно, это не причиняет боли. Все совсем наоборот. Память об этом кажется столь хрупкой и уникальной, будто я должен защищать ее, будто должен гордиться тем, откуда родом, и тем, кем мы с Делайлой являемся.

А затем передо мной ставят новое блюдо. Официанты подают то, что, по словам Делайлы, — треска, запеченная в масле, с картофельной галетой и эмульсией из моллюсков, усыпанная лепестками манго и персика. Чистый вкус моря; маслянистый бархат на языке, яркие всплески сочных фруктов. Под всем этим скрывается хрустящий и воздушный вариант того, что гурманы называют деликатесом.

Эротический вкус. Жар и похоть захлестывают меня волной, от которой мои яйца сжимаются, а член напрягается. Сначала я не могу понять почему. Но затем осознание поражает меня как удар молнией. Эти блюда — творение нас. Безумные поцелуи на пляже, поедание сочного манго на рынке, персики и картофель. Она создала нас. Соединила все, что ей дорого.

Из меня вырывается смех, и все смотрят в мою сторону.

Норт уставился на меня как на сумасшедшего. Делайла вскидывает бровь, но не говорит ни слова. Я понятия не имею, о чем шла речь, пока я был поглощен ее едой. Проклятие.

— Простите. Самопроизвольный смех. — Я прочищаю горло, чувствую себя полным придурком. — Так всегда происходит, когда я наслаждаюсь едой.

Тишина оглушает. Ронан подавляет смех кашлем. Делайла чуть-чуть прищуривается. Я смотрю на нее невинным взглядом. Но в голове думаю о ее блюде. Отчего похоть и потребность вновь охватывают меня, требуя утолить эту жажду. Однако их быстро подавляет другое чувство, которое мне пока не хочется называть. Но оно реально, и я нуждаюсь в нем.

Не знаю, что она видит в моих глазах, но она качает головой и слегка смеется.

— Я приму это как комплимент.