Дорогой враг

Мое сердце переворачивается в груди, и я делаю вдох, ошеломленная тишиной.

— Это были мы, — говорит он. — Каждый кусочек. Наше детство. Ты и я. Манго на рынке, поцелуи на пляже, банановый пирог с кремом… — Он подходит ближе, вскидывая подбородок, будто готовится к спору. Но в его глазах столько теплых эмоций, что у меня пересыхает во рту. — Скажи мне, что я ошибаюсь.

— Я не думала… — Я замолкаю, прижимая ладонь к горячему лбу. Да, я рассказала свою историю через блюда, и он прав, в них также было и о Мейконе. О нас. Потому что — он часть моей истории. Всегда был. Я сталкиваюсь с ним взглядом. — Ты понял это, просто попробовав?

Его ноздри раздуваются, когда он коротко кивает.

— С каждым укусом. Ты заставила меня вспомнить. Втянула в эти воспоминания. — Мейкон наклоняет голову, его дыхание касается моих губ. — Ты заставила меня полюбить это.

Я не знаю, что сказать. Я разоблачена. Полностью. Мы оба.

— Ты действительно это имела в виду? — спрашивает он, глядя на меня напряженным взглядом. — Все те чувства, которые ты вложила в еду. Были ли они искренними?

Он знает ответ. Ведь он попробовал их. Хорошая еда вызывает воспоминания. Я неосознанно выложила свое сердце на гребаную тарелку и не уверена, что испытываю по этому поводу. Говорить так откровенно в новинку для меня.

— Мейкон…

Он вовлекает меня в поцелуй, зарываясь руками в мои волосы. С полной решимостью завладевает моим ртом, как будто владеет им. Поглощая меня так же жадно, как и еду. И я позволяю ему это. Я тоже ощущаю отчаянную потребность в нем, из-за страха, что, возможно, больше у меня не будет шанса прикоснуться к нему.

А потом этот страх превращается во что-то мягкое и тающее. Я таю вместе с ним, утопая в Мейконе. От него у меня подкашиваются ноги и учащается пульс. Наверное, я то же самое творю и с ним, потому что он немного спотыкается, ударяясь спиной о стену, но не отпускает меня.

Он отстраняется, чтобы перевести дыхание. Но я притягиваю его обратно, обвивая руками его шею и ища губами его губы. Мне нужно больше. Еще один поцелуй. Ощутить его присутствие. Со стоном он опускает голову, давая мне то, что нужно.

— Ты убиваешь меня, Картофелька. Я не могу ясно мыслить. — Его слова прожигают кожу. Я проглатываю их, облизывая и смакуя его губы. И он позволяет мне, еще сильнее прижимаясь своим телом к моему, будто не может мной насытиться.

Потому что так и есть. Мы не можем насытиться друг другом, никогда. Всегда нужно больше. Еще одно прикосновение. Еще один поцелуй. Глубокий, жадный, долгий. Он — мое сладостное удовольствие, в котором я так долго себе отказывала. А я его. Это чувствуется в каждом медленном прикосновении, в каждом вздохе, в страстных касаниях языка, в жадном движении его губ на моих.

На секунду хватка Мейкона усиливается, а затем он скользит руками вверх, чтобы обхватить ими мою челюсть. Затем начинает говорить хриплым и серьезным голосом, его слова касаются моих губ.

— Я без ума от тебя. — Еще один пылкий, жадный поцелуй. — Я, мать твою, обожаю тебя, Делайла Бейкер. Все. В. Тебе. — Каждое слово подчеркнуто страстным поцелуем. — Я вытащил тебя сюда именно для того, чтобы сказать это. Потому что больше не мог ждать ни минуты, пока ты сидела там в неведении.

У меня начинает кружиться голова, но я продолжаю целовать его, ухмыляясь.

— Я тоже без ума от тебя, Мейкон. — И это чистая правда. Без ума от всего в нем, даже от самых потаенных уголков его сознания, куда он боится ступать.

— Черт, — стонет он, разворачиваясь и прижимая меня к стене. Его мускулистое бедро проскальзывает между моими и прижимается к моему лону. Я хнычу, и он не спеша надавливает чуть сильнее.

— Пойдем наверх. — Я тяжело дышу, проникая руками под его рубашку и проводя ими по разгоряченной, гладкой коже пресса.