Дорогой враг

22
18
20
22
24
26
28
30

— Вот почему я любил приходить к тебе домой. Как бы то ни было, вы всегда были самими собой. Для меня это казалось чем-то прекрасным и странным, словно я смотрел любимую пьесу, только актеры говорили на иностранном языке.

Какое-то время я не могу пошевелиться. Мимо проходят толпы людей, а я просто смотрю на Мейкона и думаю, видела ли я когда-нибудь его настоящего. Я бы узнала его лицо где угодно. Раньше я видела его в ночных кошмарах. Несмотря на возраст, черты его лица не изменились: те же рельефные скулы, квадратная челюсть и самодовольный нос с высокой переносицей. Те же губы идеальной формы, которые выглядят одновременно жесткими и невероятно мягкими. В уголке его правого глаза по-прежнему есть веснушки. У женщин их бы назвали родинками. И все же нынешний Мейкон — совершенно другой: он охотно показывает мне свои неидеальные стороны.

Мне хочется спросить, почему его семья не была самой собой, почему он чувствовал необходимость притворяться. Но становится ясно, что он начинает сожалеть о том, что сболтнул лишнего. Его взгляд мечется по сторонам, будто он предпочел бы смотреть куда угодно, только не на меня.

Хотел он того или нет, но Мейкон поделился частичкой себя. Не думаю, что кто-то когда-либо удостоился этого. Я чувствую себя… польщенной.

— О, верно, моя семья всегда была самой собой, — говорю я, слегка пожимая плечами, будто воздух между нами не стал слишком тяжелым из-за призраков прошлого. — До такой степени, что мы делились друг с другом почти всем. Только не говори мне, что Сэм никогда не упоминала о «Вечере семейных обид».

Из Мейкона вырывается затяжной, удивленный смешок.

— Нет. А что это? — Он слегка усмехается. — Расскажите, мисс Бейкер.

Как правило, я забираю ужасные секреты «Вечера семейных обид» с собой в могилу. Но он поделился со мной своей тайной. Так что мне стоит сделать то же самое.

— Всякий раз, когда, по мнению мамы, мы слишком много ссорились, она устраивала для нас семейные вечера, и нам приходилось «высказывать свои обиды».

Мейкон явно на волоске от того, чтобы рассмеяться. По блеску в его глазах видно, что он сдерживается.

— То есть как Фестивус?[21]

Я съеживаюсь, вспоминая это.

— Но без шеста.

Раздается фырканье, и он проводит рукой по рту.

— Я почти уверена, что мама позаимствовала идею у «Сайнфелда». В любом случае из этого ничего хорошего не выходило.

— Неужели.

— Это неизбежно заканчивалось такой сильной ссорой, что…

— Ты участвовала в «Проверке крепости духа»? — Мейкон хмурит брови, прикусывая нижнюю губу в плохо скрываемой попытке сдержать улыбку.

— С тем же успехом могла бы, — с сожалением признаю я. — Мама грозилась облить нас из шланга и жаловалась на то, в чем была ее ошибка. — Если я закрою глаза, то смогу представить это сейчас: маму, стоящую руки в бока с измотанным видом. — Однажды я допустила ошибку, ответив, что прекратить проводить «Вечер семейных обид» было бы хорошим началом для исправления ошибок.

Мейкон разражается смехом.