Я. Не. Могу. Дышать. Меня бросает в жар — лихорадит. И во всем виноват Мейкон.
Мейкон, который наблюдает, как моя грудь поднимается и опускается с возрастающим волнением. Мейкон, который издает болезненный рык глубоко в горле.
С каждым вдохом моя грудь касается его. Он затаивает дыхание, и я делаю свой ход, наклоняясь достаточно близко, чтобы приблизиться губами к его уху. Он не двигается ни на сантиметр, но я вижу, как дрожь пробегает по его плечам.
Я улыбаюсь, хотя слишком возбуждена, а ноги слишком ватные, чтобы забавляться.
— Мейкон?
Он издает звук, похожий на «да».
Я прижимаюсь носом к изгибу его уха — мне нравится, как он пытается скрыть дрожь, — а затем произношу твердым и решительным голосом:
— Отвали.
Мейкон отшатывается назад, как от удара, высоко вскидывая бровь от удивления. Его пристальный взгляд сталкивается с моим, а затем он начинает смеяться — иронично и самокритично, словно прилагает к этому усилия.
— На секунду я подумал, что поймал тебя.
— Никаких шансов, — говорю я, теперь устраивая свое шоу смеха.
Но, когда мы возвращаемся на рынок, идя бок о бок друг с другом так близко, что время от времени наши руки соприкасаются, мне становится интересно, кто из нас больше наговорил чепухи.
Глава одиннадцатая
На следующий день, когда Норт подъезжает к дому на машине, Мейкон сообщает ему, что мы обедаем в ресторане. «Мы» — не он. Мне не хочется быть «мы». И особенно не хочется обедать с его агентом. Если судить по одностороннему телефонному разговору, который я подслушала, женщина уже настроена против меня.
— Нет, мне нужно спланировать меню и список неважных дел, которые необходимо решить.
Мейкон бросает на меня невозмутимый взгляд.
— Ни одно из порученных мною дел не является неважным.
— О, неужели? То есть отправлять какой-то цыпочке партию кексов с кардамоном и лавандовой глазурью, приготовленных конкретным кондитером, к которому мне придется ехать в Лагуну-Бич, потому что, разумеется, у них нет доставки, — это важное дело? Черт возьми, я могу испечь их сама. Да даже могу написать на них
— Но они не были бы от ее любимого пекаря, — говорит Мейкон, а затем раздраженно стонет. — Она мой визажист. С этой девушкой мне приходится разговаривать часами, сидя в кресле. Она должна знать, что ее ценят.
Я закатываю глаза.