Мы больше не разговаривали, только изредка перекидывались отвлеченными фразами ни о чем. Некоторое время еще смотрели друг на друга, и я видела в его глазах насмешливую бурю ярких искорок, которые хотелось почувствовать в собственных ладонях, но продолжала просто смотреть, не сдерживая легкой улыбки.
А едва Гита сказала, что у нас перерыв и можно расслабиться, я вздохнула почти с облегчением и откинулась на спинку скамьи. Саша сделал то же самое, немного отстранившись. Большая часть картины была готова, и Гите оставалось лишь подправить оттенки и тени. Мы организовали легкий перекус, разложив на скамейке сэндвичи, сок, шоколад, и просто болтали, смеялись и рассказывали истории из жизни, будто бы снова возвращаясь в прошлое, когда проводили время втроем. Гита запретила нам подходить к мольберту, аргументировав это тем, что хотела показать картину, когда уже закончит ее. Несмотря на это, Саша порывался встать, чтобы взглянуть, но она грозила ему кулаком и обещала разрисовать лицо красками, и он в итоге быстро передумал. Спустя минут двадцать мы с ним уселись на скамейку, приняв прежнюю позу и готовясь провести некоторое время без движения, а Гита снова погрузилась в рисование.
Когда она наконец сказала, что закончила, от начала работы прошло почти четыре часа. Гита широко улыбнулась и, отложив кисти, подозвала нас жестом. Я тут же подскочила со скамьи, подошла к мольберту, взглянула на картину и замерла от увиденного.
На полотне была изображена пара. Красивая и нежная. Влюбленные, мы с Сашей. Гита вложила в наши взгляды столько эмоций, что было сложно оторваться. Или поверить в то, что вижу. Как ей удалось? Хотя она же художница. Профессионал своего дела. Благодаря нашей помощи, своей фантазии и таланту она с легкостью изобразила именно то, что хотела, — чувства. Влюбленный взгляд не так просто показать, это нужно уметь сделать, особенно если перед тобой нет точной картинки, которую можно было бы написать. Но Гита справилась.
Полотно искрило чувствами. И я не могла перестать смотреть.
Как тонко она передала каждое наше движение, как искусно изобразила нас обоих. Меня в его руках, такую нежную и хрупкую. И его, спокойного и уютного, своей рукой осторожно прижимающего меня к себе. Скамью в прохладной тени клена, сквозь крону которого ярким бликом прорывалось июльское солнце.
Мы с Сашей выглядели так канонично вместе, так правильно, что сжималось сердце. Неужели мы правда так смотримся? Мы действительно… подходим друг другу. Сомневаюсь, что так было раньше, но сейчас мы выглядели как идеальная пара. Гита своим талантом и стараниями вложила в нас что-то такое на своем рисунке, что я была не в силах отрицать. Что-то очень большое и очень светлое.
— Ты б хоть сказала, что у меня волосы так странно лежат, — буркнул Саша, останавливаясь в полуметре от меня и придирчиво осматривая картину. Точнее, себя на картине. — Гита, перерисовывай! Я прическу поправлю.
— Я тебе сейчас дам «перерисовывай», — пригрозила я, сверкнув недовольным взглядом в сторону Воскресенского, на что он только неопределенно пожал плечами.
— Ну, что поделать? Ты только посмотри, как странно это выглядит. — И указал ладонью на полотно.
На секунду сердце остановилось. Кажется, я испугалась того, что Саша имел в виду нас, но нет, странной он назвал лишь свою прическу, которая, к слову, таковой не была. Волосы лежали не так, как обычно, с одной стороны чуть больше открывая лоб, чем с другой, но Сашу это не портило.
Гита считала так же.
— А ну, цыц! — Она нахмурилась, беря кисточку в руки и направляя кончик, измазанный краской, на Сашу. Он тут же вскинул руки в капитуляционном жесте, усмехаясь краем рта. — Я художник, я так вижу, поэтому просто восхищайся получившейся работой. Желательно молча.
— А если из меня рвется комплимент? — Саша иронично изогнул бровь.
— Тогда можешь сказать, но только если это комплимент.
— Хорошо. Картина прекрасная. — Его светлый взгляд снова скользнул к полотну. Несколько секунд Саша разглядывал получившийся рисунок, а я разглядывала его, спокойного, умиротворенного, с мягкой улыбкой на губах. Настолько мягкой, что она казалась привычной, обыденной, повседневной. Словно я вижу безмятежно улыбающегося Сашу каждый божий день. — Оттенки невероятные. Мы с Лиз получились нежными и в то же время реалистичными. Ты невероятная умница, Гита. И у тебя явно талант. Но пожалуйста, перерисуй мою прическу, я же как уродец!
— Нормально! — возразила Гита, приподняв брови и критично оглядывая свой шедевр. Даже слегка наклонила голову в сторону, и этот жест показался мне очаровательным. — Наоборот, это необычно. Я специально уложила тебе волосы не так, как всегда. Добавила изюминку, ты просто ничего не понимаешь.
— Да куда уж мне.
— Привыкай к новой прическе, — улыбнулась я, складывая руки на груди.
— Еще чего! — возмутился Воскресенский и запустил пальцы в волосы, привычно ероша челку. — Только через мой труп.
ebooksa