Эовин. Выбор воительницы

22
18
20
22
24
26
28
30

– Он в этом разбирается.

Эовин уже приоткрыла рот, но в последний момент удержалась, чтобы не проболтаться. Ведь она сумела противостоять Беррону, его ментальным атакам. Интересно, как это характеризовало ее собственные способности?

Эовин стиснула зубы. Фируниан снова повернулся к костру, видимо, тоже не горя желанием рассуждать на эту тему. Каждый втайне надеялся, что собеседник ничего не заподозрит.

В полнейшем молчании они пронаблюдали, как огонь с шипением погас.

Эовин потерла замерзшие руки. Солнце уже зашло, а дождь смыл остатки дневного тепла. Температура оставалась приемлемой, но все же они сильно рисковали замерзнуть ночью.

Эовин старалась не думать о том, что в итоге ей придется идти на аудиенцию с королем Ульфарата простуженной. Она крепче сжала челюсти, чтобы зубы не стучали.

– Ладно, – вдруг произнес Фируниан.

Удивленно подняв глаза, Эовин обнаружила, что он расстегивает рубашку.

– Не смей ничего говорить, – жестко предупредил ульфаратец.

Эовин смотрела с недоумением, пытаясь понять, что он задумал.

А Фируниан тем временем положил рубашку на камень, чтобы та не пропиталась грязью на размягченной земле, и встал прямо. Мгновение спустя из его спины вырвались два огромных крыла, даже больше, чем у птицы. Фируниан качнулся, пытаясь сохранить равновесие, и сильно напряг мышцы на шее, груди и боках. Сделав глубокий вдох, он, похоже, как-то изменил собственную анатомию, но при этом его мускулы по-прежнему оставались в напряжении. Наконец ульфаратец сделал шаг вперед. Подойдя практически вплотную к Эовин, он опустился на землю и поднял одно крыло над ее головой.

– Я это делаю только потому, что Ирион велел доставить тебя живой, а люди умирают слишком быстро, – хрипло проговорил он, привлекая ее к своей груди.

Коснувшись его ледяной кожи, Эовин застыла. Несмотря на то что Фируниан постоянно находился в тех же температурных условиях, что и она, и тоже весь промок, от него исходило тепло, которое заставляло ее трепетать от наслаждения. Она вдохнула запах теплого весеннего ветра и моря… и инстинктивно дернулась назад.

Происходила какая-то ерунда. Запах врага не должен был напоминать ей о доме. Да и такая близость ей совсем не пришлась по душе, ведь так создавалось совершенно неуместное впечатление, будто они уже очень давно и близко знакомы.

Покалывающие мурашки пробежали по коже Фируниана, словно ему тоже не слишком нравилась столь внезапная близость. В следующий миг Эовин ощутила под пальцами мягкий пух и заметно расслабилась. Короткие пушистые перья покрывали каждый свободный сантиметр груди Фируниана, создавая некий барьер между ними, и при этом оказались такими теплыми, что Эовин невольно прижалась ближе. Закрыв глаза, она попыталась представить, что это большой плюшевый мишка. Целую вечность назад отец сделал ей такого из шкуры дикого медведя. Всякий раз, когда он уходил в ночной рейд или ее дразнили соседские дети, Эовин крепко прижимала мишку к себе, зная, что тот обязательно защитит от всего дурного и страшного.

От приятных воспоминаний ее отвлек взволнованный голос Фируниана:

– Ты не возражаешь, если мы ляжем? Если долго так стоять, в итоге станет чертовски неудобно.

Крыло, которое он держал над Эовин, дрожало от напряжения. Похоже, вес был слишком большим даже для его тренированного тела.

«Вот и еще одно важное наблюдение, – удовлетворенно отметила про себя Эовин. – У силы ульфаратцев имеется некий предел».

Фируниан уложил одно крыло на землю, так что получилась своеобразная колыбель, и призывно посмотрел на Эовин.