А затем Айш медленно притянул меня к себе. Одна его рука опустилась на мою талию, вторая коснулась подбородка, заставляя меня поднять голову и глядеть только на него.
Хотя я и так не могла больше смотреть хоть куда-либо. Я видела перед собой только его красивое лицо, только жгучую нефритовую зелень его глаз, пылающую в полумраке пещеры ядовитым огнем.
А потом он меня поцеловал. Наклонился, зарывшись рукой в моих распущенных и уложенных для церемонии волосах, и коснулся губами так… что я перестала помнить, где нахожусь.
Толпа где-то далеко-далеко за спиной начинала потихоньку оттаивать, шум медленно, по нарастающей наполнял громадную пещеру, отражался от стен. Но я не понимала его, не слышала. Что это был за звук: ярость или радость? Нравилось ли шаррвальцам то, что они увидели, или, наоборот, это их разозлило?
Я не знала. Потому что чувствовала на губах горячие губы, ощущала, как сильные пальцы сжимают мои волосы на затылке, а язык медленно вторгается в мой рот… Ослепляюще, оглушающе медленно, словно растягивая удовольствие, рассыпая его раскаленными искрами по моему сознанию, проносясь по нервным окончаниям рассекающим ударом хлыста.
Я таяла и разгоралась в его руках. И это было ни с чем не сравнимое ощущение. Никогда прежде я не испытывала ничего подобного.
И осознание этого простого факта вдруг стало для меня громом среди ясного неба.
Мне было хорошо с ним. С Великим Айшем или с Джерханом – неважно. Несмотря на то, что я почти не знала этого мужчину, и уж тем более не понимала всего того, что составляло его диковинную полубожественную сущность, я все же хотела быть с ним рядом.
Он увлекал меня, интриговал и принуждал кровь в венах кипеть. Он заставлял меня чувствовать себя так, как я не чувствовала себя рядом ни с одним мужчиной до него.
А это означало одно: выход из Стеклянного каньона я искать уже не буду. И пусть это глупо или странно. Пусть кто-то скажет, что я смирилась со своей участью жертвы или и вовсе мой разум помутился из-за длительного пребывания в пещерах демонов.
Я знала, что это не так. Поняла только что – под громкий рев толпы, который наконец вывел меня из умопомрачения вместе с поцелуем, который внезапно разорвался.
Пульс стучал в ушах. Айш смотрел на меня огромными зелеными глазами, горящими в полумраке, и казалось, что один этот взгляд говорит больше, чем тысячи слов, которые он мог бы сказать.
А затем он развернулся вместе со мной к шаррвальцам, прижал меня к себе и несколько мгновений просто смотрел вниз. Туда, где беснующаяся толпа вытворяла нечто невероятное. Люди прыгали, залезали друг другу на плечи, подкидывали в воздух уже не только сумочки, но и все, что принесли с собой. Стаканы, фляжки с водой, кто-то снимал одежду и подбрасывал ее.
У меня горели щеки.
Судя по всему, положенное время пребывания на балконе прошло, и Айш развернулся, не выпуская меня из своих объятий, а затем повел обратно по коридору к теларану.
Все внутри у меня кипело.
Я шла совсем близко к нему, где-то между первой паучьей лапой и второй, а сам Айш опустился почти к самому полу, чтобы иметь возможность касаться меня.
Только дудочки продолжали играть тихую пронзительную мелодию, а наши сопровождающие шли в полном молчании. Но я видела взгляды, которыми они обменивались и которые периодически кидали на нас. В них был какой-то скрытый восторг и радость, восхищение, от которого становилось не по себе.
Впрочем, после того, как мне стали ясны собственные чувства, именно они смущали гораздо сильнее всего остального.
Когда мы вошли в теларан, двери за нами захлопнулись, и вся толпа осталась позади. Каменная перегородка отрезала от окружающего мира, и, пройдя чуть глубже в первую комнату, я обнаружила, что для нас накрыли совершенно шикарный праздничный стол!