Это прозвучало резко, и Илья ожидал, что Марина ответит гневной отповедью. Но вместо этого она грустно произнесла после короткой паузы:
– Когда мы стали чужими? Как будто что-то сломалось между нами.
Илье хотелось сказать Марине, что она ошибается, но он не сумел.
На следующий день он проснулся и, едва открыв глаза, подумал о Мише. Они созванивались часто, расстояние не отдалило друзей друг от друга, и Илья, конечно, был в курсе Мишиной жизни. Однако о том, что творилось в последние недели с ним самим, умалчивал.
Не то чтобы не доверял (упаси боже!) или думал, что Миша не поймет – нет, был уверен в обратном! Наоборот, был убежден, что тот поверит и воспримет все слишком близко к сердцу. Но у Михаила и Лели была хорошая жизнь: спокойная, светлая, благополучная. Они многое вынесли, заслужили освобождение от мистических кошмаров, и Илья собирался беречь их покой.
Итак, они общались тесно, Илья знал, что в жизни Миши не происходит ничего экстраординарного: работа, дом, семья. Откуда тогда тревожные, навязчивые мысли с самого утра?
Он пытался прогнать их, но они возвращались. Ничего определенного, просто ирреальная уверенность, что в Быстрорецке происходит что-то не то.
Работа над статьей застопорилась, каждое слово приходилось буквально выдавливать из себя, мысли разбегались, и в конце концов Илья сдался. Вышел из текстового редактора и хотел уже вызвать Мишу по скайпу, как вдруг ожил сотовый, выбросив на экран имя друга.
– Что случилось? – забыв поздороваться, отрывисто спросил Илья.
– Ничего, – удивленно ответил Миша. – Просто решил узнать, как ты там, в загнивающей Европе.
Они заговорили о привычных, обыденных вещах, и Илья почувствовал, что его потихоньку отпускает. А потом, безо всякого перехода, это случилось снова. Все было как в прошлый раз: давящая тишина, глухая и плотная, полное выпадение из реальности.
Правда, Томочки не было. Вместо своей комнаты Илья внезапно увидел совсем другое помещение: рабочий кабинет, большой письменный стол возле окна, книжные стеллажи вдоль стены, круглый стол для посетителей, кожаные кресла… Возле окна стоял Миша. Он держал в руке телефон и говорил что-то, нахмурившись. Кажется, раз за разом звал Илью.
Это видение было совсем коротким.
– Илья! Ты там? Илюха!
Миша и вправду звал его по имени.
Накатившая слабость была не настолько сильной, как в кафе, но слова сорвались с губ столь же бесконтрольно, как и в случае с Милицей: невозможно было удержать их, задуматься, стоит ли говорить.
– Ты у себя в кабинете? Мебель светлая, стол громадный, папки зелеными корешками стопкой. Два цвета – бежевый и зеленый. Дизайнер предлагал синий, но ты не любишь синий со времени встречи с Тасей, Мортус Улторем. На тебе свитер. Черный. Джинсы тоже черные. Ты что, бороду решил отпустить или просто лень бриться?
Все, запал кончился. Больше Илья не мог произнести ничего, молчал, физически ощущая шок Миши на другом конце провода.
– Я не говорил тебе про синий цвет. Никому не говорил. И про то, какой у меня кабинет, мы не разговаривали, – наконец нарушил паузу Миша. – То, что не брился – раздражение на коже какое-то, черт его знает, решил пока… – Он перебил сам себя. – Откуда ты знаешь, во что я одет?
Илья задумался, подбирая слова, но Миша его опередил: