Лицо Миши было белым, как накрахмаленная простыня, напряженным, словно он прислушивался к чему-то, и при этом печальным, даже трагическим. Илью он, конечно, не замечал, смотрел сквозь него, но, кажется, видел кого-то другого. Илья хотел позвать друга, но прежде чем успел сделать это, из мрака выступила вторая фигура.
Туман не касался Томочки, отступал от нее, точно волна во время отлива, и Илья видел погибшую невесту в полный рост. На Томочке снова было легкое нарядное платье с пояском и алые босоножки, она смотрела на Илью требовательно, без тени улыбки.
«Что ты хочешь сказать мне?» – мысленно спросил он, и ему показалось, что Томочка услышала.
Девушка медленно подняла тонкую руку и положила Мише на плечо. Он не ощутил прикосновения, продолжая вглядываться куда-то. Томочка и Миша стояли почти вплотную друг к другу, словно собрались фотографироваться на память. Губы ее не шевелились, но голос прозвучал у Ильи в голове громко и ясно. Она произнесла лишь одно слово, но, услышав его, Илья обмер и перестал дышать.
– Смерть, – вот что сказала Томочка.
А в следующую секунду сумрак выплюнул из своего чрева сгорбленную тень. Илья не разглядел, что это за существо. Увидел только, что оно схватило Мишу, потянуло за собой в темноту, прочь от Томочки и Ильи.
В следующий миг Илья обнаружил себя стоящим на кухне. Вода из треснувшего, опрокинутого стакана попала ему на ноги, за окном занимался рассвет, стонала сирена скорой. Кому-то стало плохо той ночью, и врачи спешили на помощь. Илье тоже было плохо, но помочь не мог никто.
Что это было за место? Миша сейчас там или вскоре окажется? Что должно означать это видение? «Смерть», – произнесла Томочка, и Илья отказывался верить в то, что она говорила о Мише.
Такого не может быть, потому что не может быть никогда!
Ясно одно: Мише в Быстрорецке угрожает опасность, а значит, Илья должен быть рядом, постараться отвести беду.
Он решил дождаться, когда в родном городе будет семь утра, чтобы позвонить Мише, удостовериться, что все в порядке. Так и было, и если Миша был удивлен взволнованным тоном и ранним звонком, то виду не подал. А вскоре снова вышел на связь.
– Семен Ефремович умер, – без предисловий сообщил Миша, и голос его дрогнул.
Илья чуть было не сказал: «Слава богу». Он безмерно уважал старого ученого, более того, в определенном смысле был обязан ему жизнью. Это был хороший человек, и, конечно, Илья горевал о его кончине.
Но при мысли о том, что именно его смерть Томочка имела в виду, испытал облегчение. Возможно, она говорила о Семене Ефремовиче, с которым Миша в последние годы сошелся очень близко!
– Как это случилось? – поспешно спросил Илья, сообразив, что пауза затянулась.
Оказалось, что у старика случился второй инфаркт. Принимая во внимание его возраст и больное сердце, шансов спасти Семена Ефремовича не было, но Миша, похоже, страдал при мысли о том, что его не было рядом, когда друг умирал.
Михаил позвонил Семену Ефремовичу рано утром и, не получив ответа, помчался к нему домой. Горькая ирония заключалась в том, что как раз в этот день Семена Ефремовича должны были положить в кардиоцентр из-за проблем с сердцем: Миша все организовал.
Открыл дверь своим ключом и…
– Врачи говорят, умер ночью, – сдавленным голосом проговорил Миша, а Илья подумал, не случилось ли это в тот самый миг, когда он стоял на кухне – и одновременно был в незнакомом зловещем месте?
Все-таки Томочка имела в виду именно эту смерть, подумалось Илье, хотя мог ли он быть в этом уверен?