Помню холодный ветер, налетевший на выступ в тот миг, когда я осознал, что вот то самое место, где оборвется нить моей жизни. Два короля должны умереть, и я, король без короны, буду одним из них. Я коснулся молота, подумав о том, что подвел дочь. Пришел отомстить за нее, но не сумел. Мои воины смотрели на меня, ожидая, что я каким-то волшебным образом приведу их к победе.
– Мы не раз оказывались в заднице у судьбы, – донеслись до меня слова Эдрика, адресованные Иммару Хергильдсону, юнцу, которого я спас от петли в Мамесестере. – И он всякий раз вытаскивал нас оттуда. Не трусь, парень, господин Утред с нами. Мы победим!
Вот только я не видел способа победить. Мы сваляли дурака, пойдя приступом на форт, и теперь пожинали плоды своей глупости. Сигтригр это тоже понимал.
– Ну что, будем строить «стену щитов»? – спросил он уныло.
– Заметив отступающих, Скёлль вышлет в погоню всадников. Те обогнут нашу «стену» и перебьют их.
Сигтригр знал, что я прав. Как знал и то, что мы не в силах предотвратить эту угрозу.
– Стоит попробовать, – только и сказал он.
И тут ворота крепости открылись.
Мы стояли на возвышенности к западу от укреплений и просматривали длинную стену форта вплоть до северного угла, атаковать который подбивал нас Иеремия. Примерно на расстоянии в две третьих этой стены от нас располагались одни из действующих ворот Хеабурга, и они теперь распахнулись настежь.
Какое-то время из них никто не выходил. Мы тупо пялились в ожидании, потом раздался нечеловеческий вопль, и на земляной перемычке, ведущей через рвы, появился колдун Снорри. Мы с Сигтригром коснулись молотов, а Финан и мой сын ухватились за кресты. После этого вопля горный выступ Хеабурга погрузился в тишину, потому что с появлением слепца защитники замолчали и просто наблюдали, как белая собачонка ведет колдуна через рвы. Миновав их, Снорри остановился и повернулся к нам. Казалось, он смотрел на нас, а его собачонка тем временем виляла хвостом. Мне это хорошо запомнилось – какой-то неуместной выглядела на поле смерти собачонка, виляющая хвостом.
– Кто это? – спросил один из людей Сигтригра.
– Гальдр Скёлля, – негромко ответил мой сын.
– Его колдун, – перевел я саксонское слово.
Сигтригр снова коснулся молота, а потом стиснул его, когда Снорри медленно поднял волчий череп и обратил морду в нашу сторону. Я видел, как губы чародея шевелятся, и догадывался, что он проклинает нас, хотя расстояние было слишком велико, чтобы разобрать слова. Кто-то на стенах крикнул, но товарищи зашикали на него. Люди Скёлля хотели слышать проклятия, которые насылал на нас жуткий Снорри.
– Говорят, что он способен убивать проклятием? – спросил Сигтригр.
– Если бы это было так, зачем бы понадобились Скёллю воины?
Зять не ответил, только продолжал сжимать молот, пока собачонка вела Снорри ближе к нам. Колдун остановился на расстоянии длинного броска копья от нас.
– Скёлль пытается нас запугать, – пробормотал я.
Причем ему это удалось. Я видел, как ярл смотрит со стены и ухмыляется. Снорри стал выть, а между завываниями изрыгал новые порции проклятий. Теперь его было слышно. Он проклинал нас землей, небом и недрами, проклинал огнем, водой, воздухом; обрекал наши тела Раздирателю Трупов в Нифльхейме, обещал нам вечные муки от Хель – богини гниющей плоти. Воздев волчий череп и свои незрячие глазницы, он призвал Тора обрушить на нас свой молот, а Одина – наслать погибель.
С каждым новым проклятием Скёлль разражался хохотом. Он по-прежнему был в белом меховом плаще и, указывая на нас, говорил что-то своим людям. Потом приставил ладони ковшиком ко рту и прокричал: