– Вы все обречены! Снорри убьет вас следующим проклятием!
– Пустые слова, – отозвался я, но видел, что мои люди, даже христиане, напуганы Снорри.
Они знали, что боги определяют нашу судьбу, а колдуны ближе к богам, чем все прочие. К тому же все были наслышаны про ужасного чародея Скёлля, способного поражать людей издалека, одним лишь проклятием.
– Это только слова! – Я крикнул еще громче. – Пустой брех!
Однако я видел, как многие воины крестятся или трогают молоты. Некоторые начали пятиться, и я понял, что наше войско находится на грани панического бегства. Эти парни готовы были сражаться против людей, но не против богов. Норманны на стенах снова осыпали нас насмешками, а Снорри решил, похоже, перевести дух, перед тем как метнуть в нас самое могущественное свое заклинание.
Тут вперед строя выпрыгнул Иеремия. Первым моим порывом было втянуть его обратно, но Финан удержал мою руку:
– Оставь его, пусть.
Иеремия повернулся ко мне.
– Господин, приготовь камень! – прошипел он. Потом снова обратился лицом к Снорри, воздел руки и взвыл, как про́клятая душа.
После этого вопля установилась тишина. Для людей Скёлля оказалось неожиданностью, что и у нас есть свой колдун, и они притихли – не от страха, но скорее в предвкушении поединка чародеев. Оба противника были старыми, беловолосыми и тощими, оба взывали к тайной силе своего бога или богов. Вот только Снорри, явно не ожидавший появления соперника и ошарашенный воплем Иеремии, лишился на время дара речи. Между тем Иеремия, казалось, пустился в пляс. Он кружился и вертелся, распевая высоким, резким голосом. Слов не было, – издавая набор чудных пронзительных звуков, обряженный в епископскую мантию шут, подпрыгивая и пританцовывая, приближался к Снорри.
– Да он пьян! – воскликнул Сигтригр.
– Нет, – возразил я. – Он под действием снадобья.
– Снадобья?
– Белены. Ему кажется, что он летит.
Иеремия присел вдруг, потом подпрыгнул, широко раскинув руки.
– Ах ты, испражнение сатанинское! – провозгласил он, указывая на Снорри, а потом решительно направился к норманнскому колдуну, волоча по траве подол грязного епископского облачения. Остановившись шагах в двадцати от слепца, он воздел посох с нахлобученным на него черепом барана. – Проклинаю тебя! – произнес он на языке данов, понятном всем северянам. – Властью агнца Авраамова я проклинаю твою голову, проклинаю твои волосы, проклинаю твои глаза!
– Да нет у него глаз, дубина, – проворчал я.
– Проклинаю твое лицо, – вещал Иеремия, – проклинаю твой нос, твой змеиный язык, твои зубы, твою шею, твои руки, твой живот, твой отросток, задницу твою проклинаю! – Он остановился перевести дух. Речь его была невнятной, но достаточно разборчивой, чтобы оба войска поняли слова. – Проклинаю каждую часть поганого естества твоего от волос на макушке до подошв на ногах. Проклинаю подлую душу твою и обрекаю ее на глубочайшую яму ада. Да растерзают тебя псы Люцифера, да гореть тебе в сатанинском огне и непрерывно корчиться в муках до скончания времен.
Снорри стал кричать в ответ про инеистых йотунов Нифльхейма, что будут отсекать у соперника конечность за конечностью ужасными ледяными топорами.
– Боги услышат его вопли! – верещал Снорри, возводя к небесам пустые глазницы. – Он – гной из задницы Раздирателя Трупов, и да будет низвергнут. Я взываю к тебе, Один! К тебе, Всеотец! Убей его на месте! Убей!