Осторожно открыв дверь, Вася вошел в купе. Зинаида Семеновна, умытая, пахнущая тонкими духами, у себя на постели обрабатывала пилочкой длинные розовые ногти. Мира Ефимовна тяжело дышала, лежа на постели.
Вася склонился над нею:
— Мира Ефимовна…
— А?
— Умер Обломов.
— Что?
— Обломов умер, — повторил он и в страхе вдруг отшатнулся.
Глаза у беременной стали огромными, она с трудом прохрипела:
— Уйдите… Уходите же! У…
Он не успел, выбегая, прикрыть за собой дверь, как его настиг страшный, наполненный неимоверной болью крик, и спустя мгновение крик этот повторился…
Побледневшая, выбежала Зинаида Семеновна, схватила Васю:
— Скорее! Через вагон с биробиджанцем едет профессор…
Васю как ветром сдуло. Через несколько минут он вернулся с Абрамом Лазаревичем и профессором. Это был очень высокий старик с густой, как бы присыпанной инеем шевелюрой и жесткой щеточкой усов над прямой линией упрямо сжатого рта.
Профессор скрылся в купе.
Бледная, испуганная, прибежала Надя. Сбежались пассажиры из других купе. Криков больше не слыхать было. Томительно тянулись минуты.
Наконец вышел профессор.
— Ничего страшного, — сказал он. — Все нормально. Начались родовые схватки…
— Что же делать? — забеспокоились пассажиры.
— Роженицу надо снять на ближайшей станции.
— Какая ближайшая станция?