– Дедушка Гремуар Борзеевич, вы нам сказку расскажите. Про люблю-нелюдя! – попросили несколько товарищей из толпы.
– Отчего не рассказать, – Борзеевич пощипывал бороду, расчесывая ее пятерней. – Жил-был глиняный человек. И не было у него ни семьи, ни друзей… А ел он… глину замешивал и ел. И любил он иногда оборачиваться в самочку человеческого вида. Каждый раз в разную. До чего хороша была, иной готов был за море-океан за нею плыть. И так она тамошнему молодцу приглянулась, что не вспомнил он, что каждый раз, когда красна девица уводила молодца, больше его уже никто не видывал. Не до того ему было. Подошел он к красной девице, взял ее за рученьки белые…
Дальше последовал разговор с ахами и вздохами. Борзеевич изображал парня и кровожадную девицу очень натурально. Парня было жалко, парень был хороший. Когда парня замуровали в глиняной пещере, русалки прослезились. Лесные порадовались – нечего шастать от жены-красавицы по красным девицам. И расстроились, когда жена отправилась добывать красна молодца, обозвав ее полной дурой. Попадая к глиняному человеку всяк становился нелюдью, и когда добрая жена нашла благоверного, ее съели.
Потом, вдоволь натешившись, глиняный человек съел и красного молодца.
Манька так и не поняла мораль сего рассказа. Глиняным человеком мог оказаться кто угодно, никаких опознавательных знаков на нем не было. Ей снова стало не по себе. Она вдруг, ни с того ни с сего подумала, что рядом нет ни одного человека. Что это? Неужели она спит и видит сон? Такой долгий и необычный. С чего взяла, что у нее есть земля?
Рассказ закончился. За столом молчали. И все смотрели на нее, но уже не хитро, а с осуждением. Манька смутилась, переводя взгляд с одного на другого.
– Что? Что вы так смотрите? – расстроилась она, начиная подозревать неладное, разозлившись на Борзеевича, который пытливо сверлил ее взглядом вместе со всеми.
– А ты, Маня, на что глинозем на себя посадила? – сердито спросил лесной, который был у лесных за старшего. – Съест – и не подавится.
– А раньше его не было? – уныло поинтересовалась она, будто у предателей.
– Раньше не так, умылась видно… – сообщил лесной, против правил отсаживаясь.
Возле Маньки как-то сразу стало пусто.
– Ой, а мы его еще в бане заприметили! – с некоторой застенчивостью сообщила русалка, ткнув в нее пальцем.
Манька пулей выскочила из-за стола и бросилась бежать в сторону палатки-навеса, куда они поселились с Борзеевичем на время перевоплощения изб в Храмы. Так стыдно ей еще не бывало. Никто с ней не то, что поговорить и подружиться, за столом сидеть не захотел. Одни враги у нее.
А Борзеевич, тоже хорош! Манька заплакала, уткнувшись в подушку и сотрясаясь всем телом. Среди людей места не было, а тут – чем лучше-то?
Кто-то сел рядом.
– Праздник перестал быть праздником, – услышала она голос Дьявола. – Пусть так. Но хоронить себя рановато. Это же духи, духи природы, от них ничто не утаится. Им волшебство ведомо, и тайные силы, и все законы. Они не пили твою кровь, они прямо сказали, что увидели.
– Манька! – под навес влетел Борзеевич, вес взмыленный и запыхавшийся. – Голлем это! Голлем на тебе! Глиняный ужас!
– Да хоть… Да хоть кто! Черти уже были, Дьявол тоже, рядом сидит… Ты вон… Просто им я тоже не нравлюсь!
– Не в этом дело. Голлем хоть кому порчу наведет. Ты от него избавляйся, пока он тебя не съел.
Но Манька уже разобралась: не Голлем их напугал – она их напугала. Проклятием своим.
ebooksa